Десятки тысяч поляков взвалили на себя тяжелую обязанность спасать гонимых — ведь только в Варшаве скрывалось после уничтожения гетто около 30 000 евреев. И делали это польские друзья по понятным причинам скрытно, незаметно. Потому-то и создавалось столь угнетавшее впечатление разнузданного и повсеместного шантажа, доносительства, травли. Загнанный еврей, попадая на «арийскую сторону», видел сразу же хищные физиономии шантажистов или маску равнодушия, которая на улице скрывала даже тех, кто мог и хотел ему помочь. Примеров скромной, почти незаметной, не претендующей на признательность помощи со стороны «арийцев» немало. Взрослая дочь Исаака Гитлера Нина, вырвавшись из охваченного восстанием Варшавского гетто, тут же, за стеной гетто, взяла под руку первого встречного. Неизвестный прохожий вывел ее и ее семью по улицам Варшавы в безопасное место. Менее опасным, чем другие, районом, по свидетельству Янины Дунин-Вонсович, было северное предместье Варшавы Жолибож. Здесь скрывалось много еврейских интеллигентов. Соседи, владельцы магазинов, как правило, знали, где и у кого скрываются еврейские семьи, однако случаи доносов были крайне редки.
Находили евреи убежище иногда у польских крестьян. Рингельблюм рассказывал об одном умиравшем от голода еврейском портном, пробравшемся из гетто в свою родную деревню. Крестьяне были в восторге и завалили его заказами. Однако с 1942 г., как отмечает католическая писательница Зофья Коссак в книге «Лицо деревни сегодня», изданной нелегально в конце 1942 г., крестьяне, ранее настроенные по отношению к евреям вполне сочувственно, стали все чаще принимать участие в их истреблении. Немцы апеллировали к самым низменным инстинктам: за каждого пойманного еврея они давали награду — хлеб, водку, сахар, деньги. Части сельского населения такая награда показалась соблазнительной.
Надо сказать, что со временем и некоторые антисемиты осознали, насколько на руку гитлеровцам рознь между поляками и евреями. Декан совета адвокатов Новодворский, выступавший до войны за «аризацию» адвокатуры, воспротивился в 1939 г. увольнению адвокатов-евреев. Масштабы расправы над евреями потрясли этих «колеблющихся антисемитов». В своей антипатии к евреям они все-таки не доходили до таких кошмарных пределов. Подругу Аурелии Вылежиньской, «антисемитку со стажем» Констанцию Хельнацкую арестовали за помощь евреям, страшно избили, довели в тюрьме до крайней степени физического истощения. Немецкий солдат говорил Вылежиньской летом 1942 г.: «Я никогда особенно не любил евреев, но теперь невозможно смотреть на то, что с ними делают». Общенациональная солидарность одних, общечеловеческие чувства у других брали верх. Католическое и протестантское духовенство, монахи — конфессиональные противники евреев — теперь, перед лицом смерти, оказывали им подчас немалую поддержку.
«Они вызвали войну и заслужили эту кару», — говорил немецкий железнодорожный мастер, глядя с ненавистью на проходивший в Треблинку поезд с евреями. «Глупец, — отвечал ему инженер Лешнер, тоже немец. — Те из евреев, кто вызвал войну, давно уже за границей, в Америке, а в этих вагонах везут бедных невинных людей». Этот сердобольный немец еще не понял, кто подлинные виновники войны, но верить всем нацистским бредням уже не мог. Жена методистского проповедника, латыша по национальности, пришла в казармы латышских эсэсовцев, принимавших участие в уничтожении Варшавского гетто, и сказала, что ей стыдно принадлежать к одной с ними нации. Смутившиеся вояки стали говорить о приказе сверху, принуждении и т. п. Еврейского рабочего-токаря Фогельмана с тремя товарищами, выскочивших ночью из поезда на Треблинку и пробиравшихся в Варшаву, укрыл на своей плацувке немец, начальник Восточного вокзала. Фогельман вспоминает о хорошем отношении к еврейским рабочим и другого немца, директора завода автомобильных прицепов в Белянах под Варшавой.
Немец по происхождению, адвокат Бенедиктович, презревший привилегию записаться в фольксдойчи, собирал для евреев деньги, помогал выбраться из гетто. По доносу еврея — агента гестапо он был арестован и просидел девять месяцев в «Павяке». В другой раз его арестовали за то, что помешал немецкому жандарму застрелить еврея-контрабандиста.
Юлиан Кудасевич, владелец фабрики в гетто, принимал к себе на работу преимущественно бедствующих интеллигентов. И если в других шопах администрация взимала с нанимающихся на работу евреев чудовищные взятки, Кудасевич не брал ни гроша. Он добивался увеличения пайка своим рабочим, устроил для них горячее питание, давал взаймы деньги, много и охотно жертвовал для детей. Когда летом 1942 г. гитлеровцы начали «переселение» детей, Кудасевич, невзирая на грубую брань фашистов, категорически заявил, что на его фабрике каждый ребенок старше шести лет — работник и абсолютно необходим для производства. Кудасевич боролся с еврейской администрацией, юденратом и еврейской полицией, обиравшими рабочих. С теплотой отзывается Рингельблюм и о совладельце Кудасевича Герхарде Гадейском, человеке, связанном с польским подпольем. Гадейский устроил на работу многих еврейских художников и писателей, раздавал бесплатно продукты неимущим рабочим. (Конечно, ни он, ни Кудасевич не смогли предотвратить отправку в конце концов всего еврейского персонала их фабрики в лагерь смерти.)
Много помогали евреям руководители ППР и ГЛ Владислав Гомулка, Мариан Спыхальский, Зенон Клишко и другие. Несмотря на то, что проживать на квартирах у подпольщиков означало идти на дополнительный риск, евреи охотно обращались к ним за помощью. Затравленные шмальцовниками евреи подчас находили на них управу у «партийных». Меньше была угроза шантажа и доноса и в жилищах рабочих. Многие евреи именно там искали убежища, несмотря на царящую в этих местах бедность и тесноту. Конечно, зараза антисемитизма задела и некоторую часть рабочих, но в целом отношение рабочих и интеллигенции к евреям резко отличалось от поведения буржуазии. Правда, некоторые железнодорожники обирали за кусок хлеба и глоток воды евреев, направляемых в Треблинку, и за 1000 злотых вознаграждения сотнями передавали в гестапо выскочивших из вагонов, но, с другой стороны, многие рабочие на железной дороге открывали для пытающихся бежать двери вагонов или снабжали их инструментом, чтобы открыли вагон самостоятельно, старались задержать отправку уже загруженных вагонов, чтобы дать время на подготовку к бегству, рассказывали евреям, что ожидает их в Треблинке, помогали проживающим в разных городах связаться друг с другом.
Писательница 3офья Коссак организовала летом 1942 г. Временный комитет помощи евреям. Тогда же была нелегально издана ее книга «Ты католик… какой?», в которой Коссак напоминала верующим о том, что заповедь Христа о любви к ближнему относится и к евреям. В октябре 1942 г. Временный комитет был преобразован в Совет помощи евреям. В него вошли представители РППС, ППС-ВРН, Гвардии Людовой, Строництва демократичного, Католического фронта возрождения Польши (членом которого была Коссак), Бунда и Еврейской координационной комиссии. Кроме того, с первых же дней существования Совета в него вошла группа работников легального благотворительного учреждения «Варшавская общественная опека», которые уже три года тайком оказывали помощь евреям. Возглавил Совет старый социалист Юлиан Гробельный — «Троян». Совет имел отделения в провинциальных городах, поддерживал связь с заграницей, откуда время от времени получал материальную помощь. Сотрудники Совета подыскивали евреям квартиры, передавали почту, разыскивали пропавших родственников, собирали деньги, помогали евреям в концлагерях, отправляли отчеты о положении дел за границу. Незадолго до восстания в Варшавском гетто Совет помощи евреям организовал побег из гетто нескольких выдающихся культурных и общественных деятелей. ЖОБ поначалу возражала против этого, полагая, что все обитатели гетто обязаны участвовать в вооруженной борьбе, но в конце концов согласилась на спасение тех, без кого можно было обойтись при организации обороны.