Как выяснилось, он не был склонен к ласкам после соития. Радстак это понравилось. Если ее начинали обхаживать и бормотали всякие бесполезные слова, когда дело... раскупоривалось (так она выражалась), это раздражало — порой настолько, что отравляло все удовольствие от встречи.
Однако Део не принадлежал и к тем, кто, сделав дело, немедленно смывался с поля боя — или, в данном случае, без промедления выгнал бы женщину. Вместо этого он выкарабкался из кровати, потянулся, отчего мышцы на обнаженном теле выступили еще рельефнее, и прошлепал по светлому ковру к круглому каменному столику, где стояло несколько разноцветных бутылок.
— Какой напиток сделает тебя счастливой? — спросил он, подняв лаковую деревянную чашу.
— Вода.
Он, даже бровью не поведя, налил в чашу воды, себе взял что-то густо-фиолетовое и вернулся на кровать.
Она взяла чашу и выпила всю до дна. Ему было, на ее взгляд, примерно столько же зим, сколько и ей — чуть больше тридцати. Судя по состоянию тела, за эти годы его никто не баловал. Обстановка квартиры указывала на обеспеченность, но он не расплылся, не обленился. Отнюдь не похож на тех жалких торгашей в закусочной, слишком трусливых даже для того, чтобы признать возможную угрозу их положению.
Део спорил с купцом — тем, с дурацкой бородой. Нет, не то чтобы спорил, но признал важность военных известий, поступающих с севера. Сидя там, Радстак выяснила, что в армии Петграда, несмотря на угрозу Фелька, даже не была объявлена мобилизация. Очевидно, весь город пребывал под чарами забвения. Это бесило Радстак — не в последнюю очередь потому, что найти здесь работу становилось проблематичным. Видно, придется ехать дальше на север.
— Будешь обижаться, если я тебя назову наемницей... или подыскать другое слово? — спросил Део.
— Отличное слово. Не называться же мне «труженицей меча»... или того лучше — «торговкой мечом»?
Он выпил. Она принюхалась. Что-то алкогольное, но пахнет недурно — с ягодным привкусом.
— Ты пережила не одну кампанию.
— А ты — пару-другую дуэлей?
Он рассматривал ее шрамы; одни были попроще, другие пострашнее. Она же оценила рубцы на его гладких, твердых руках — тонкие белые полоски. Осмотр ее не смущал. Некоторых ужасно возбуждало зрелище ее изуродованной плоти. Как-то раз один такой особенный тип даже сделался опасен — впрочем, она сделала так, чтобы опасности он больше не представлял.
Вся ее одежда — кожаный панцирь, сапоги, кожаная перчатка с шипами — валялась, разбросанная от двери до подножия кровати, вперемешку с накидкой и нижним бельем Део. Оружия под рукой не было. Это ее не беспокоило.
Остаться здесь, в этом городе, было бы тем самым безопасным делом из ее личного устава. Свода правил, которые она установила для себя, наученная жизнью. Они годились только для нее, ни для кого другого. Большинство людей не уделяло достаточного внимания своей жизни, даже не пытаясь вникнуть в ее суть; они просто зря тратили годы и деньги, совершенно не осознавая, как легко могут расстаться с самым главным. Как быстро и как просто.
Она отпила еще воды. Вода была много чище, чем в относительно чистых общественных водоемах города. Радстак потянулась, лениво раскинувшись на безмерно мягкой кровати; было слышно, как потрескивают ее позвонки.
— Мне это нравится. Твоя улыбка. Та, что настоящая.
Она лениво повела глазами в его сторону. Делай самое безопасное. Сейчас самое безопасное — оставаться в Петграде и ждать, пока кто-нибудь не закупит ее услуги. Податься на север теперь рискованно. И перейти на сторону Фелька, чтобы продать свой меч там, — тоже. Фельку не нужны наемники — по крайней мере в данный момент, после того, как он поглотил немалое количество войск из ранее завоеванных государств.
— А я и не заметила, что улыбаюсь, — сказала она.
— А я заметил. И твой выговор мне нравится тоже.
— У нас никакого особого выговора нет. Вот у вас есть!
— Пожалуй, что и так. Тонкий вопрос — с какой стороны смотреть. Я встречал людей из Южного Края, и довольно много. И всегда хотел нанять кого-нибудь из них в качестве рассказчика, лишь бы слышать это произношение. О чем бы он ни рассказывал, все равно.
— Должно быть, забавно, когда можешь себе позволить... рассказчика.
— Я же сказал, что только хотел нанять. Есть ли у меня на это деньги — другое дело.
Радстак подумала, что эта словесная игра почти так же приятна, как постельная. Такая любопытная забава. И фантастически редкая. Хорошие любовники почти никогда не бывают хорошими собеседниками.
Део отхлебнул своего фиолетового пойла, откинувшись на пышные подушки.
— Что за чушь несли эти людишки? — спросила она, словно продолжая начатую прежде беседу. — Эти торговцы в закусочной... они что, не понимают, что нашествие Фелька неизбежно?
— А ты веришь, что сопротивление может быть успешным?
— Не знаю. Знать такие вещи — не мое дело. Я же нанимаюсь не в офицеры, не в стратеги. Я орудую мечом. И, между прочим, вполне успешно.
— Всегда угадываешь, кто выиграет?
Ее лающий смех был столь же малоприятным, как и обычная улыбка, и она это знала.
— С трудом, — сказала она. — Но войны ведь всегда кончаются раньше, чем перебьют всех солдат. Обычно кто-то из правителей сдается или капитулирует после переговоров задолго до того, как бойня становится необратимой. Я сражаюсь на той стороне, которая меня наймет. Сражаюсь хорошо — пока кто-нибудь не скажет «хватит». Я не выигрываю войн и не проигрываю их. Я только участвую.
Его смех был намного теплее, чем у нее. Синие глаза вновь обратились к ее телу, не задерживаясь на шрамах.
— Все боятся, — сказал Део. — Да. Все. Будет война, — не первая для нас, но не та, к которой мы привыкли. Ты сама на это указала — и на мой взгляд, весьма отчетливо.
— На мой тоже.
— Я зашел в ту закусочную переодетым с той же самой целью, что и ты — прощупать настроение общества. Я и раньше много раз так делал, и все время наталкивался на одно и то же.
— Но почему?
— Народу неплохо живется здесь, в Петграде. Несколько поколений прожили в условиях немалого процветания. Нам нравится стабильность и прочность. Зачем ломать хорошую вещь? Эта война, эти правители Фелька... они все сломают. Наверняка. Но люди не хотят противостояния...
— Значит... — Ее рука скользнула к нему, пальцы пробежались по жилам, выступающим на твердом плече. — Значит, я напрасно сюда приехала.
— Напрасно? — Он взглянул на нее с притворной обидой.
— Если наемник скитается, не зная, куда приткнуть свой меч...
— Где же ты приткнула его сейчас?
— В городском Арсенале. — Она с трудом сдержала зевоту. Кровать была воздушно-мягкой и очень удобной.
— Ну, тогда пойди и забери его оттуда. — Взгляд Део заставил ее широко раскрыть глаза. — Я намерен нанять тебя. И тебе пора узнать, кто я.
— Надеюсь, что ты человек, который может позволить себе оплатить наемника.
— Да. Это именно так. А зовут меня На Нироки Део. Поняв, что это имя для нее ничего не значит, он добавил:
— Я — племянник первого министра Петграда.
РЭЙВЕН (1)
— Ну, давай! Пройди сквозь это!
Рэйвен узнала угрожающую интонацию даже раньше, чем определила владелицу голоса. Ее запугивали уже не первый раз.
Издевательский приказ был немедленно и неизбежно подкреплен жесткой пятерней, прижавшей ее лицом к каменной стене коридора. Камень был холодный. Всегда холодный, даже летом. Ведь Фельк — самый северный город Перешейка, и климат здесь не такой мягкий, как, по слухам, на юге.
И уж точно ничего мягкого не было в этом месте. Здесь — Академия.
Рэйвен даже не пыталась повернуть голову. Судя по смеху за спиной, нападающих было не менее трех.
— Я не могу, — сказала Рэйвен медленно и сдержанно. Она знала, что нельзя выказывать ни страх, ни дерзость.