Таким образом они дошли до У'дельфа не за несколько дней, а за считанные мгновения.
Теперь они стали лагерем к югу от этого места, а У'дельфа больше не было.
Аквинт отогнал воспоминания, чтобы заняться более настоятельными нуждами. Сперва он подумывал перекатиться на бок и отлить там, где лежал, но решил отказаться от этого плана. Не будучи рьяным поборником чистоты, он все же не хотел добавлять запах мочи к тому букету, которым благоухает мундир, когда в нем живешь, не снимая по многу дней. Со вздохом, больше похожим на стон, он кое-как согнул ноги, оттолкнулся и поднялся. Он отнюдь не стар, но и молоденьким его уж не назовешь, да...
Куст в действительности оказался жалким клочком зелени — высотой по пояс стоящему. Это создавало лишь некоторую иллюзию приватности, пока он мочился, но такие тонкости его не смущали. В походной жизни не было места стыдливости, и военнослужащие — как мужчины, так и женщины — привыкли справлять естественные надобности на глазах друг у друга. К этому быстро привыкали и переставали замечать.
Когда он закончил, из-за кустов вынырнул Кот — который все это время сидел на земле неподалеку.
Его появление не удивило Аквинта. Кот всегда крутился где-нибудь поблизости.
— Я подумал, тебе это сейчас будет кстати, — сказал Кот, всовывая в руку Аквинта большую глиняную кружку с водой.
Аквинт жадно осушил ее, вернул Коту, чтобы тот налил из бурдюка еще. Парень исполнил невысказанную просьбу. Аквинт выпил еще полкружки, прежде чем оторваться от воды и издать вздох облегчения.
— Спасибо, малыш. Теперь полегчает.
Кот прикончил кружку, заткнул бурдюк пробкой и плавным движением опустился на землю. Аквинт тоже сел, хотя и не без труда, с кряхтением.
— Скажи-ка мне, мой юный друг, — начал он, взъерошив пятерней нечесаные волосы, — хорошо ли мы вчера повеселились?
Кот одарил его безмятежным взглядом и снова принялся, по своему обыкновению, шарить глазами по ближайшим окрестностям.
— Думаю, что ты навеселился вволю на нас обоих.
Парнишка всегда так обращался со старшим приятелем: покровительственно, с вечным недовольством. Но Аквинт не обижался — его это забавляло.
— Ну да, понятно. Ты ведь у нас, помнится, трезвенник?
— Я вор, — отрезал Кот. — Вору куда важнее сохранять ясную голову, чем торговцу... или солдату.
Он затронул давний предмет их бесед и споров, начавшихся в тот самый день, когда они встретились впервые. У Аквинта в Каллахе была контора грузовых перевозок, и часть его дел не стоило афишировать — он был замешан и в контрабанде, и в операциях черного рынка. Так и шло до совсем недавнего времени, пока Фельк вдруг не напал и не захватил город. Патруль городской стражи, преследуя воришку-карманника, ускользнувшего от них в уличной толпе, зашел к нему на склад. Аквинт заверил их, что в помещении нет и не было никого, кроме него самого и уличного кота, которого он держал для охоты за мышами и крысами. При этом он начисто проигнорировал молодого худощавого парня, проскользнувшего в его двери как раз за спинами патрульных. Когда те удалились, Аквинт ожидал, что парень скроется, растворится в путанице улиц и переулков. Но тот, к удивлению хозяина склада, остался, и скоро сделался его неразлучной тенью. Когда Аквинт спросил, как его называть, он просто пожал плечами и сказал:
— Я твой Кот... точно как ты и сказал патрульным.
Так с тех пор он и звался Котом.
Когда Аквинт ушел в армию, Кот последовал за ним — хотя официально зачислен не был. Кем бы ни считали его другие солдаты — сыном Аквинта или его постельным партнером, они держали свои мнения при себе, словно бы вовсе не замечая парнишку, как и других штафирок, сопровождавших армию в походе на юг. Армия эта, вышедшая из Фелька, самого северного из городов-государств Перешейка, сперва заняла родной город Аквинта, Каллах, потом соседний Виндал... и двинулась дальше, на У'дельф.
— В кои-то веки мне придется с тобой согласиться, Кот, — хмуро сказал Аквинт, прихлебывая воду и глядя прямо перед собой. — Мозги солдату могут только помешать, когда делаешь что-нибудь вроде вчерашнего. Чем меньше думаешь, тем лучше.
— Не заводись снова, — прошипел Кот, окатив его осуждающим взглядом. — Ты вчера вечером уже наговорил больше, чем было нужно. В армии не любят критиканства.
— Прошу прощения, но меня от этого воротит, — упрямо повторил Аквинт. — Это был не бой, а бойня, боги свидетели!
— Принимать решения и отдавать приказы — дело генералов, — сказал Кот.
— Этот жалкий гарнизон сложился за два часа. После этого они могли бы сдаться. А наши — принять их сдачу и присоединить город к империи. Не было никакой необходимости прибегать к крайним мерам!
— Дело солдат — следовать приказам, — сказал Кот. — Так уж заведено в армии. Если каждый солдат вздумает строить собственные планы и принимать решения, ничего не получится, кроме полной неразберихи.
— То есть ты одобряешь то, что было сделано? — спросил Аквинт.
— Я хочу сказать, что мое одобрение или неодобрение никого не интересуют... так же как и твое. Даже если бы с тобой проконсультировались насчет плана сражения...
— Чего никто не сделал...
— ... и не подумал сделать. Все равно никто бы тебя не послушал. Ты ничего не смог бы изменить тогда, и уж точно не можешь сделать это теперь, когда все кончено. Своими жалобами и критиканством ты только добьешься беды на собственную голову.
Аквинт глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Мальчик был довольно красноречив для вора, промышлявшего на улицах и площадях Каллаха.
— Ладно, — сказал Аквинт. — Я все понял. Постараюсь держать язык за зубами.
— Пожалуй, теперь уже поздно. Ты вчера наболтал достаточно, чтобы тебя арестовали за измену. Остается надеяться, что ты сумел удовлетворить Соню.
— Соню?
Кот одарил его еще одним долгим взглядом.
— Малышка-капрал из третьего взвода. Та самая, у которой плохие зубы и во-от такие мускулы. Она вчера была с тобой здесь, под кустами.
Аквинт заморгал; какие-то неясные воспоминания пытались пробиться на поверхность все еще мутного сознания.
— Вот дерьмо! Видно, я и впрямь напился вдрызг. Я же от нее уже несколько недель прячусь!
— Считай, тебе повезло. — Кот пожал плечами. — Если бы она не желала так сильно залезть к тебе в штаны, то могла бы донести, что ты болтаешь.
— Ну, постараюсь впредь держаться получше, — пообещал Аквинт. — Переспать с Соней — слишком дорогая цена за удовольствие распустить язык.
— Будь я на твоем месте, я бы не строил в ближайшее время никаких планов на будущее, — мягко сказал Кот.
Нахмурившись, Аквинт проследил направление его взгляда.
У лагерного костра его взвода стояли трое. Лейтенант и два стражника. Они о чем-то говорили с сержантом. Вот сержант оглянулся и указал точно туда, где сидели Аквинт с Котом.
Троица направилась к ним. У Аквинта мелькнула мысль бежать, но он тут же ее отбросил. Куда бежать в самой середке большого военного лагеря? Некуда. Потому он только поднялся на ноги и отдал честь, когда офицер остановился перед ним.
— Ваше имя Аквинт?
— Да, сударь.
— Следуйте за мной. Немедленно.
С этими словами лейтенант повернулся на каблуках и зашагал прочь; Аквинту ничего не оставалось, как пойти следом. Стражники немедленно заняли позиции по бокам, чуть позади. Кот исчез из виду, когда они явились, но Аквинт не сомневался, что он крадется где-то неподалеку.
Аквинт задумался было, что станется с Котом, если он, Аквинт, загремит в тюрьму, а то и под высшую меру, но отогнал эти мысли: впору было озаботиться собственной судьбой.
На самом деле он ничуть не волновался. Уж не первый раз в жизни его тащат пред светлы очи начальства, и до сих пор сообразительность и бойкость языка помогали Аквинту выкрутиться из всех передряг без серьезных последствий. Если сейчас его прижмут из-за вчерашней болтовни, он просто заявит, что был пьян и начисто не помнит, что говорил. Если устроят очную ставку, он без труда предъявит доказательства собственной преданности армии и верности ее политике. Если только не...