Задание было не из простых. От академиков требовалось не просто соединить элементы в стандартный прибор, но самим разработать его схему, используя только те детали, что Мэрфи отобрал на складе. К тому же, далеко не все из них были исправны.
На разработку схемы у Крима ушло почти ползанятия, но зато она содержала минимум незаменимых элементов – всего шесть. После отбора их из кучи запчастей остальная работа оставалась лишь делом времени. Тут-то Петра и задала свой вопрос.
– В Империи? – рассеянно переспросил Крим. – Ты имеешь в виду, на Реде, в Интернате?
– Ну да, – печатная плата со щелчком встала на отведенное ей схемой место.
– Даже и не знаю, как тебе ответить, – проговорил он.
– Ответь правду, – предложила Лопес.
– Правду? – пальцы Крима автоматически выуживали нужный транзистор. – Правду… В каком-то смысле, у меня была подруга. Силли. Кешлянка.
– Кешлянка?! – неизвестно, чего в голосе Петры было больше – удивления или возмущения.
– Так уж случилось, что в Империи до сих пор встречаются кешляне.
– И вы… Ты любил ее?
Любил ли он Силли? Еще недавно он, не задумываясь, уверенно ответил бы: да, безусловно. Мог ли он не любить ее, единственную, кто понимал его, единственную, рядом с кем он не чувствовал своей чуждости, своей ущербности? Единственную, для кого он был не презренным варваром – человеком? Да, он любил ее, любил всеми фибрами своей души, как любят лучшего друга, как любят мать, как любят родной дом… Но это ли имеет в виду Петра?
– Не знаю, – проговорил Крим. – Она была для меня всем… Но теперь я думаю: не потому ли лишь, что все другие – ничем? Ты не представляешь, насколько я был одинок, не знал нормальных человеческих отношений. Моя неполноценность никем не ставилась под сомнение – никем, кроме нее. Наверное, я не смог бы жить без нее в Интернате – поэтому и сбежал, когда она уехала. Но теперь… Здесь, на базе, каждый относится ко мне так, как на Реде относилась Силли. Это счастье, которого вы, привычные к такой жизни, просто не замечаете и не можете оценить.
– Бедный мой Крим, – произнесла Петра. – Как тебе, наверное, было тяжело.
– Другой жизни я не знал, сравнить было не с чем… Ты только не подумай, я не жалуюсь. Просто вот к слову пришлось.
– Бедный Крим, – повторила Лопес. – Опиши мне ее.
– Кого?
– Ну, эту кешлянку. Силли.
– Зачем? Да и как: для вас же все кешляне на одно лицо.
– И все-таки, – настаивала девушка.
– Ну, ладно. Я попробую. Она примерно твоего роста, ну, может быть, чуть повыше – трудно сказать точно из-за различий в фигуре. У нее зеленые волосы, всегда распущенные – кешляне не заплетают кос и вообще не признают сложных причесок. Глаза большие, цвет их меняется в зависимости от настроения: от совсем светлого – салатового или лимонного – до иссиня-черного. Вообще, у кешлян всегда яркие, горящие глаза.
– Русалка, – тихо произнесла Петра.
– Что? – не понял Крим.
– Зеленоволосая русалка из сказки… Что с ней стало?
– Я не знаю. Она летела на лайнере, захваченном «Викингом», я был уверен, что она погибла, но Александр Вирный показал мне архив: среди убитых ее нет. Значит, ей удалось как-то спастись, и теперь она, должно быть, на Кеш-Шлим, член Гильдии имперских государственных служащих. Это одна из самых престижных Гильдий в Империи.
– Да, я знаю, – кивнула Петра. – Вот и все, – это уже относилось к собранному передатчику. – Включаем?
– Давай!
Щелкнул рубильник, однако маленькая сигнальная лампочка на передней панели осталась безжизненна.
– Что за черт? – Крим выключил прибор и вновь включил его – никакого результата.
– Схема была верная, – задумчиво произнесла Петра. – Значит, что-то напортачили при сборке.
– Быть этого не может, – возразил Шторр. – Хотя… Ты заменила предохранители в блоке номер пять?
– Да, конечно. Впрочем… Ты знаешь, кажется, нет.
– Тогда все ясно. Быстро разбираем! Скоро Мэрфи проверять придет.
– С него станется. Они с Винсентом, небось, уже закончили.
Несколько минут они работали молча. И только когда передатчик был вновь разобран и дефектные предохранители изъяты, Петра спросила:
– А ты никогда не задумывался о том, как ты попал на Реду?
– Не задумывался?! – Крим усмехнулся. – Да не было дня, чтобы я не задавал себе этот вопрос! Сначала я думал, что виной всему просто какая-то случайная мутация, и, увидев, что ребенок родился уродом, родители подкинули его в Интернат. Я ведь подкидыш, родители мои неизвестны. Как это бывает: звонок в ворота, дежурный открывает – на пороге пищащий сверток, к одеялу приколота записка с именем, иногда – редко – номер банковского счета, половина денег с которого поступает в пользу Интерната, а вторая, с процентами – вручается воспитаннику при совершеннолетии. Но в моем случае деньгами и не пахло. Даже имени не было – Кримом меня назвали уже в Интернате в честь древнего подвижника – покровителя одиноких. А «шторр» так и переводится: «подкидыш».