− Не выходи без этого из дома, − сказал он, касаясь ее подбородка, чтобы заглянуть в медовые изумленные глаза. – Так другие мужчины будут знать, что ты уже принадлежишь одному из нас.
− И не тронут меня? – едва слышно спросила Вилия.
− Только если захотят бросить мне вызов, а я не думаю, что кто-то захочет.
Он отпустил ее, снова заглянул в мешок и обратился к Гарде.
− Держи. Проследи, чтобы завтра мальчишка был именно в этом. Отныне он будет моим воспитанником, или может идти куда хочет. Так ему и передай.
− Да, господин.
− Но, − тихо, испуганно начала Вилия, – вы же сказали, что…
− Он уже достаточно взрослый, чтобы принимать решения, − перебил ее Энрар. – Девчонки в штанах в своем доме я не потерплю.
Вилия только сглотнула, не понимая, радоваться ей, плакать или бежать отсюда пока не поздно. Мужчина же снова заглянул в мешок.
− Так, − изрек он, помедлив, – старуха, ты шить умеешь? У вас тут приличных вещей просто нет, сплошное позорище, а за другими моя женщина донашивать не будет.
− Я сама умею, − робко прошептала Вилия.
− Тем лучше. − Мужчина достал сверток и вручил женщине. – Завтра посмотришь. Тут ткани, можешь делать что угодно, только ноги и грудь не открывать! Это тоже тебе! Что-то из золота ты должна носить всегда.
Поверх свертка, который Вилия машинально приняла, он положил небольшой мешочек.
«Золота?! − с ужасом переспросила Вилия мысленно. – Да кто он такой?»
Ей было страшно подумать о том, что было в свертке и в этом мешочке, если на голове у нее был калдайский флер с золотым обручем.
− Это для твоих ног, − сообщил мужчина, поставив на стол небольшую перевязанную бечевкой деревянную баночку. – Это мне, − он забрал какой-то маленький флакончик и вновь посмотрел на Гарду. – Остальное сама разберешь. Там припасы, так что утром я хочу видеть приличную еду.
− Я пирог хотела сделать, − сдавленно призналась Вилия.
− Ты вообще готовить не должна, но раз хотела − делай, посмотрим, что там у тебя за пирог. − Он встал и шагнул в комнату, только в дверях обернулся и посмотрел на Вилию строго: – Что стоишь?
Он кивком головы указал на дверь. У женщины всё похолодело. Она едва не выронила всё, что держала, но нашла в себе силы осторожно положить сверток на лавку и шагнуть за мужчиной.
− Может не надо? – спросила она, сама не понимая, как у нее хватает смелости говорить. – Уже поздно. Вы пьяны и устали. Вам лучше отдохнуть.
Энрар рассмеялся, поймал ее за талию и рывком притянул к себе.
− Всё это причины трахнуть тебя, а не отдыхать, так что не болтай, − сказал он с усмешкой, глядя ей в глаза.
Его рука сползла с талии на ягодицу, крепко сжала и тут же толкнула женщину в комнату. Вилия послушно шагнула вперед, понимая, что готова просто умереть от страха, но не может даже лишиться чувств, как положено правильной благородной девице.
Не успела она выдохнуть, а эштарец подошел сзади, запер дверь, и в темноте положил руку на ее живот, затем скользнул по талии к груди. Женщина закрыла глаза, стиснула зубы и замерла, боясь дышать. Ей хотелось ударить эту руку, но она напоминала себе почему она здесь и почему должна подчиняться. Мужчина же уверенно сжал ее грудь и прижал Вилию к себе второй рукой. В поясницу женщины уперлась выпуклость мужского желания, и Вилия едва не вскрикнула от столь ясного ощущения.
− Не бойся, − прошептал Энрар ей на ухо. – Ты не заслужила ту боль, что я причинил тебе днем. Больше этого не повторится.
Он резко развернул ее к себе лицом и скользнул рукой по шее, заставляя запрокинуть голову, чтобы в едва различимом свете луны видеть женское лицо. Большим пальцем он провел по пухлым губам, чуть приоткрывая их, и выдохнул. Всё еще пьяный разум делал его разговорчивей обычного.
− Ты хороша, − сказал он с усмешкой. – Настоящее сокровище. Моя, а к своим вещам я привык относиться хорошо.
Вилию передернуло и от этих слов и от внезапного горячего поцелуя в шею. Мужчина осторожно покусывал нежную кожу, тут же лаская ее губами, неспешно, словно смакуя привкус страха собственной добычи.
Женщина же, почти не дыша, смотрела в потолок и нервно повторяла мысленно: «Я не вещь. Не твоя». Только от этого хотелось плакать, а это было теперь непозволительно, потому она хлопала ресницами, мечтая высушить набежавшую влагу.