По дороге проходишь мимо Больших конюшен в стиле Людовика XV, шедевра архитектуры XVIII века. Огромное здание в форме подковы, в котором в старые добрые времена помещались двести сорок лошадей и четыреста двадцать охотничьих собак, не считая армии конюхов, доезжачих, псарей и ветеринаров. После этих конюшен дворец уже не производит впечатления. Построен он в «ренессансном» стиле, и к нему прилеплена «готическая» часовенка, от которой за километр несет фальсификацией.
Две тысячи лет назад на этом месте находилось галлоримское укрепление, которое называлось Кантилиус. В Средние века — резиденция «bouteiller de France», который из смотрителя винных подвалов короля превратился в королевского советника. В XIV веке канцлер Оржемон строит тут замок, который вследствие брачных союзов становится собственностью баронов Монморанси{231}, коннетаблей, воителей, монарших советников, породненных с королевской фамилией. В истории особенно прославился один из них — Анн де Монморанси, рыцарь, дипломат и советник шести королей Франции, от Людовика XII до Карла IX. Он был владельцем почти ста замков, имел астрономическое состояние, пользовался огромным влиянием, обладал беспримерной силой и могучим телом: в сражении с протестантами при Сен-Дени понадобились пять ударов шпагой, два удара обухом по голове и выстрел из аркебузы, чтобы свалить семидесятипятилетнего коннетабля, и при этом, падая, он подбородком сломал эфес собственной шпаги.
В сентиментальной истории Шантийи также занимает почетное место, ибо здесь пережил свою последнюю любовь король-сердцеед, то есть Генрих IV. Он влюбился в дочку своего друга Шарлотту де Монморанси. Очаровательная Лола была в возрасте Лолиты, а королю уже стукнуло пятьдесят четыре, но поскольку он был искуснейшим политиком, то посватал Шарлотту за Анри II{232} Бурбона-Конде, который отличался скромностью, неуклюжестью и вообще слыл размазней, то есть был полной противоположностью короля-сердцееда. Интрига более чем прозрачная. Однако судьба распорядилась по-своему: молодая пара бежала из Шантийи и укрылась в Брюсселе под защитой испанского короля. Генрих IV сходил с ума, подтверждением чему является то, что он обратился к папе, прося его вмешательства в этот более чем мирской скандал. Но очень скоро кинжал Равайяка{233} навсегда успокоил королевское сердце.
Хотя нынешний дворец является всего лишь не слишком удачной имитацией, дефекты архитектуры вполне компенсирует окружение: парк, лес, широкий зеленый ров, в котором плавают прожорливые карпы. Вид их вечно разинутых ртов может пробудить аппетит даже у аскета. Правда, во Франции не слишком много гастрономических аскетов, а Шантийи связано с Вателем{234}, который вошел в святцы чревоугодников и гурманов. А дело было так: 23 апреля 1671 года Людовик XIV со своим двором приехал в Шантийи, которое тогда принадлежало Великому Конде. Гостей прибыло много — пять тысяч человек, — что требовало целой армии слуг и поваров. Командовал ими «controleur general de la Bouche de Monsieur le Prince»[97] по фамилии Ватель. Поначалу все шло хорошо, но в один прекрасный день на два стола (а всего их было шестьдесят) не хватило жаркого. Бедный Ватель не мог снести такого позора и закололся собственной шпагой. О чем со смаком и пылающими от волнения ланитами повествует мадам де Севинье{235}.
Галерея в Шантийи достойна Лувра, хотя стили и эпохи тут так перемешаны, что с первого взгляда трудно в них разобраться. К тому же коллекционеры-герцоги (надо полагать, по невнимательности) понаразвешивали среди шедевров невероятную мазню XIX века. И тем не менее без этой коллекции наши знания, особенно о французской живописи XV и XVI веков, были бы неполными. Назовем всего лишь портреты Корнеля де Лиона{236}, богатое собрание рисунков и картин Жана и Франсуа Клуэ{237}, Часослов Этьена Шевалье, иллюминированный Жаном Фуке{238}, и одну из самых великолепно иллюстрированных, причем не только французских, рукописей «Les tres riches heures du duc de Berry»[98].
Чтобы рассматривать и переживать миниатюры, необходимы особые склонности и способности. Нужно войти в мир, наглухо замкнутый, как стеклянный шар. В каком-то смысле мы оказываемся в ситуации Алисы, которая в Стране чудес открывает золотым ключиком двери и видит самый, быть может, прекрасный на свете сад, но слишком маленький, чтобы в него можно было войти. «Ах, если бы можно было складываться, как телескоп». Любоваться миниатюрами — это для тех, кто способен складываться, как телескоп.