Водевили в репертуаре Асенковой начали перемежаться пьесами драматического характера. Тем удивительнее звучит первое из писем Вареньки Асенковой, с которыми вы познакомитесь на этих страницах.
Письма Асенковой иногда грешат незначительными, в основном синтаксическими ошибками. Нужно помнить, что Асенкова училась лишь в пансионе, где, видимо, больше внимания обращали на французский язык, чем на русский, и на «хорошие манеры», чем на грамматику Историк театра Н. Н. Долгов замечает, что «по части грамотности хромало в ту пору и начальство, тем менее нужна была книжная премудрость артистке. Без нее она еще лучше сохраняла наивность чувства».
Итак — письмо первое. Адресовано оно И. И. Сосницкому.
«Милостивый государь Иван Иванович!
Вероятно г Толченов уведомил Вас, что дал мне роль в своем бенефисе из трагедии Ифигения в Авлиде. Сколько я ни старалась, но никак не могла отговориться от нее. Вся моя надежда на вас. Иван Иванович, избавьте меня от этой роли, ей-богу я чувствую что не в состоянии ее сыграть да уж вам-то это всех известнее. Вы можете сказать директору, что вот мол ваше превосходительство, г Толченов навязал Асенковой роль трагическую у нас на то есть Брянская, а ведь она то есть я насмешит просто так и скажите что насмешит. Только Tout са dite lui a la secrete parcegue * Толченов узнает и я погибла.
Остаюсь Актриса В. Асенкова 7 августа 1837 года.
Р S. Виновата, подписываясь забыла написать готовая к услугам»
Асенкова с видимым упорством отказывается от трагической роли в пьесе актера и драматурга Толченова, более того, самоотверженно заявляет, что провалит трагическую роль, не страшась скомпрометировать себя в обстановке, когда скомпрометировать ее пытаются многие, — и все для того, что бы отказаться от роли. В то же время известно, что Асенкова и до трагедии Толченова играла драматические роли и после нее будет их играть в еще большем количестве, будет стремиться к ним. В чем же здесь дело?
Остается предположить одно, очень важное обстоятельство. Асенкова, прочитав пьесу, познакомившись с ролью, разочаровалась в ней и не захотела выступать в трескучей, ходульной трагедии. Она сочла это для себя ненужным. И то мужество и твердость, с которыми она отстаивала свою позицию и свое решение, вопреки опасности нажить себе нового врага в лице Толченова, — все это дает нам представление о важной и драгоценной черте характера Варвары Асенковой, артистки и художника, обладавшей несомненной требовательностью к себе. Подобное же упорство Асенкова проявит снова, когда драматическая роль Параши-Сибирячки, пришедшаяся ей по душе, окажется под угрозой цензурного запрета.
Борьба Асенковой против одних ролей и за другие роли обнаруживает в ней думающего художника, стремившегося в меру своих возможностей (а иногда и за их пределами) добиваться своего.
Федор Кони, самый плодовитый и модный водевилист того времени, продолжал заинтересованно следить за творчеством Асенковой. Вот что он писал в конце августа.
«В г-же Асенковой есть природная непринужденная веселость, которую у нас некоторые другие артистки тщетно силятся придать игре своей. Веселость эта есть следствие молодости и непринужденности, которую дает артисту только истинное дарование и которая не может быть приобретена старанием и выисканными эффектами. Г-жа Асенкова играет по внушению чувства, а другие, напротив, ищут, как бы дать почувствовать свою игру, а для того на каждый звук делают особое ударение, и на каждое слово — особенный жест, отчего роль их растягивается, а игра становится приторною; но это по настоящему техническому термину называется не играть, а корчить роль свою.
Г-жа Асенкова в особенности овладела искусством олицетворять все тонкости своей роли, дать почувствовать сарказм резко и непринужденно, высказать чувство искренне и просто, быть естественно-наивной и придавать своей физиономии приятную и всегда приличную мимику..»
В первых числах сентября 1837 года в Петербурге произошло важное событие: столица встречала европейскую знаменитость — балерину Марию Тальони, впервые приезжавшую на гастроли в Россию.
6 сентября Тальони должна была первый раз ступить на сцену санкт-петербургского Большого театра. Город гудел. Билеты в театр продавались по особо повышенным ценам. И достать их было почти невозможно. В театр, на первое представление с участием Тальони, приехали, разумеется, царь и все его семейство.
И Мария Тальони не уронила опередившей ее славы. Такого полета, такой техники петербургские любители балета еще не видели.
Марии Тальони предстояло выступать в Петербурге сравнительно долго — более двух лет Слава ее останется немеркнущей. Имя ее длительное время будет у всех на устах, и видеть замечательную танцовщицу почтет за высочайшее удовольствие каждый, кому не чуждо чувство прекрасного.
Кондитеры Вольф и Беранже станут выпускать в продажу пирог «Тальони», на поверхности которого тонкой нитью из крема будут изображены многие па знаменитой балерины. «Стан, поза, костюм ее переданы с удивительной точностью, — напишут газеты по поводу этого произведения кондитерского искусства. — Те, которые еще не видели настоящей Тальони, получат о ней по этому сахарному изображению самое благоприятное понятие, а те, которые ее видели, будут иметь самое сладкое воспоминание». А в 1840 году в задней комнате императорской ложи Большого театра установят гипсовую статуэтку танцовщицы.
На первых же спектаклях с участием Тальони побывала и Асенкова. А вскоре она написала московскому кузену Сашеньке Толбузину письмо, в котором снова показала себя настоящим художником.
Вот это письмо.
«С чего же начать мне Вам писать, милый мой братец Сашенька, ей-богу это претрудно, ведь Вы я думаю знаете какая я мастерица сочинять. Во- первых скажу, что я и все наши домашние здоровы, с нетерпением ждем Петеньку, ведь он, как тетенька писала, уже и простился с вами.
Ну теперь новости: Самойлова меньшая ко всеобщему сожалению оставила сцену, она вышла замуж за купца Загибенина. Петенька его знает, он имеет чистых денег 300 тысяч, да дом каменный, который он подарил ей; славная партия! Теперь я почти осталась одна и все ее роли отдали мне, стало быть я теперь еще более занята, думала взять бенефис, да пьес не могу дождаться из Москвы, нечего делать, надо отложить до святой.
Играли у нас недавно чудесный водевиль Петра Андреевича Каратыгина «Чиновник по особым поручениям», который я посылаю Вам, есть что почитать да еще водевильчик Кони «Титулярные советники», также очень недурен.
Теперь о Большом театре. Там недавно играли у немцев оперу «Жидовку», прескушнейшую, зато какое великолепие, 24- лошади на сцене, чудо что такое! А в скором времени будут давать балет «Дева Дуная», назначен был в бенефис Тальони, да государь прислал сказать, чтоб его приезда подождали, и за то, что ее бенефис отложен, ей дали 15 тысяч, вот какова наша Тальони. Надо что-нибудь и об ней написать; представьте себе первые 8 раз платили за ложу 1 яр… 75 р., за бель-этаж 100 р., за 2-й яр. 50, за креслы 1-х рядов 25 р., за остальные 15 р., и все ведь было полно, всего сбору было каждый раз 16 тысяч, теперь цена обыкновенная и с трудом можно достать билет.
Ах, голубчик Сашенька, как танцует! Ну ведь Вы видели Круазет, ну ведь чудесно кажется танцует? А эта — никакого сравнения, как небо от земли; она просто летает, два кружка сделает и уже на конце сцены, а какая добрая, милая, приедет на репетицию и сама почти к каждой фигурнке (фигурантке. — Ю А.) подойдет здороваться и ужасно сердится, что не знает по-русски; однакож несколько слов уж выучила, стой, устал, хорошо и вместе. Вот вам все подробности об ней, остальное вы можете узнать по газетам. Да? Как заметно, что я театральная, только об театре и пишу, да об постороннем ничего, я нигде не бываю, к нам мало ездят, так новостей негде набирать, вот Вы нас милашечка забыли, предавно написали, а уж про Ваничку и говорить нечего, хоть бы раз написал, что он там делает? Здоров ли? Скоро ли к нам будет? Да нет уж верно мы во время пребывания его в Петербурге не умели угодить ему или уж слишком надоели со своими поцелуями да нежностями.