Столетие со дня Вашего рождения — 1917 год — совпало в России с грандиозными общественными, политическими событиями. В России произошла революция. Началась новая история.
Современные ученые, историки театра продолжали и продолжают исследовать тайны Вашей жизни, разгадывать неразрешенные ее загадки. «Ее ранняя смерть окутала память о ней романтическим флером», — писал один из них. «Ее образ возникает перед нами из прошлого неясным видением, словно сотканным из огня и воздуха, выражаясь языком бальзаковских сравнений, — писал Б. В. Алперс, — Асенкова, как известно, умерла очень рано. Ее талант только раскрывался. Восторженные отзывы об ее игре говорят больше о надеждах, которые связывались с ее именем, об ее исключительном артистическом обаянии, чем об ее искусстве. Поэтический облик Асенковой, который сложили ее современники в стихах, ей посвященных, в биографических статьях и письмах, гораздо ярче тех свидетельств об ее игре, которые остались в журнальных рецензиях и статьях. Асенкова была романтическим видением на молодой русской сцене. В ней было скрыто обещание большого таланта, которое и ценили в ней современники… Было что-то неуловимое в облике этого «ангела», какое-то несоответствие между теми ролями, которые она играла, и обещанием, которое жило в ней. Водевильный репертуар, прославивший Асенкову, почти ничего не дает нам для понимания этого обаяния, этой улыбки, смешанной с грустью, которую вызывала Асенкова у своих современников… «Что-то», что было в таланте Асенковой и что нельзя было рассказать словами, ускользает из рецензий об ее игре. Здесь скальпель чересчур добросовестного исследователя может разрушить одну из самых поэтических легенд русской сцены».
Надеюсь, что добросовестно исследуя Вашу жизнь, я не стал «слишком добросовестным» хирургом. Во всяком случае, скальпеля я не употребил.
Итак, «было что-то неуловимое в облике этого «ангела». «Что-то», что было в таланте Асенковой и что нельзя было рассказать словами, ускользает из рецензий об ее игре.»
Это таинственное «что-то» ускользало и из тех немногих Ваших портретов, какие дошли до нас. Трудно понять, почему, но ни один из них не передает того необычного очарования, той красоты и прелести оригинала, о которых наперебой писали Ваши современники.
Самым известным, многократно публиковавшимся, стал Ваш портрет в роли Эсмеральды с лютней в руках — работа Вашего современника и сверстника Владимира Гау. В конце тридцатых годов, когда создавался этот портрет, Гау был уже обладателем серебряной медали и звания неклассного художника по акварели.
Акварель Гау, изображающая Вас в роли Эсмеральды, бесследно исчезла. А литография, сделанная с нее в Париже Граведоном, обошла все издания, посвященные русскому театру прошлого столетия.
Я давно мечтал найти какой-нибудь неизвестный Ваш портрет, который в более полной мере передавал бы Ваш облик. Движимый этим побуждением, я и пришел в отдел рисунка Русского музея — крупнейшей в нашей стране сокровищницы национального изобразительного искусства. Музей помещается в прекрасном здании дворца, который в Ваше время назывался Михайловским.
В фондах отдела рисунка — тысячи, может быть, десятки тысяч портретов. Все они включены в картотеку, где на каждой карточке значится имя художника и имя изображенного лица, если, конечно, они известны. Увы, здесь немало произведений, о которых до сих пор таких сведений нет.
Вашего имени в картотеке не значилось.
Тогда я попросил заведующую отделом Людмилу Павловну Рыбакову показать мне хотя бы папку рисунков Гау. Я исходил при этом из наивной и лирической мысли: неужели молодой художник, познакомившись однажды с выдающейся и очаровательной своей современницей и сделав один ее портрет, ограничился этой встречей и не попытался снова запечатлеть необычное и прекрасное лицо?
Мы с Людмилой Павловной рассматривали листы, лежавшие в папке Гау. Портрет офицера… Портрет девочек… Какой-то неведомый никому господин…
Многие акварели неокончены. Не вполне закончен и портрет какой-то молодой женщины. Я было перевернул и этот лист, но Рыбакова остановила меня:
— Покажите еще раз вашу Асенкову — Эсмеральду!
И вот на столе лежат две работы Гау Ваш портрет в одной из самых знаменитых Ваших ролей и «портрет молодой женщины», как значится внизу листа.
Сходство оказалось разительным. Необычно высокий лоб. Та же прическа с двойным пробором. Одинаковая форма и разрез глаз, излом бровей, линия носа, да и весь овал лица. Не передать волнения, охватившего меня в эту минуту.
Л. П. Рыбакова пришла к заключению, что портрет неизвестной молодой женщины — Ваше изображение. Но мне хотелось полной уверенности. И тогда я отправился к специалистам, которые, пользуясь современными достижениями науки, умеют изучать человеческие лица, сличать их, находить и анализировать их общие признаки. Всем этим занимаются эксперты-криминалисты.
Меня приветливо приняли полковник Владимир Алексеевич Берчиков и подполковник Борис Владимирович Краверский. Мне показалось, что фотокопия портрета, найденного в Русском музее, очарование изображенного на нем женского лица произвели на них такое же сильное впечатление, как и на меня, хотя они никак не выразили этого внешне. Возникшая задача явно показалась им интересной. Было принято решение провести экспертизу И поручили эту работу эксперту Ольге Николаевне Володимеровой.
Не буду подробно описывать, как велась эта работа, хотя бы потому, что и сам не очень подробно посвящен в ее тонкости. Скажу лишь, что в специальной таблице сопоставлены двадцать признаков человеческого лица, в данном случае — двух женских лиц: размер головы, линия роста волос, лицо по форме и по пропорциям, лоб по контуру, размеру, ширине. всех не перечислишь. Главное другое: все двадцать признаков полностью совпадают!
Еще более удивительным и наглядным доказательством тождества обоих лиц явилось сделанное на специальной фототаблице совмещение двух различных, отпечатанных в одном масштабе портретов. И происходит чудо, которое можно потрогать руками: срезанная по диагонали верхняя часть лица на одном портрете полностью совпадает с нижней частью лица на другом. Это одно и то же лицо — нежное, целомудренное, женственное лицо юной Варвары Асенковой!
Я счастлив, что каждый, кто захочет узнать из этой повести о Вашей жизни и судьбе, увидит Вас такою, какою Вы были в действительности.
Ну вот, все уже сказано, но жаль, грустно, расставаться с Вами. Это ведь будет, наверное, расставание навсегда.
Вы не узнали бы сегодня ни Петербурга, который теперь называется Ленинградом, ни Невского проспекта, сохранившего свое старое название. По улицам движутся машины, давно заменившие лошадей. Вы легко бы привыкли к ним — ведь поезд и пароход появились еще в Ваше время.
Я не раз обращался мысленно к фантастике — отчасти, когда писал Вам свои письма, и еще тогда, когда переносился в своем воображении в Ваше время, в Петербург второй половины тридцатых годов прошлого столетия, в котором можно было прийти в Александринский театр и увидеть на сцене Вас, а может быть, — кто знает? — познакомившись с Вами, побывать в Вашей квартире на Невском угол Фонтанки, поговорить с Вами, взглянуть в Ваши голубые с зеленым оттенком глаза.
Но это невозможно, перед временем человек всегда остается бессильным. Какие бы машины он ни изобретал.
Прощайте же.
Искренне Ваш Автор
* Только скажите все это ему по секрету, потому что. (франц.)
Юрий Лазаревич Алянский
Варвара АСЕНКОВА