– Неужели это автографы Сталина, Ленина и Троцкого? – изумилась Варвара.
– Дай-ка сюда, посмотрю, – попросил Любомир. – Это ценнейший документ!
– Если так, cпрячь получше. Потом разберемся. У меня в музеях есть знакомые эксперты, – сказала Баба-Язя.
– Призраки почему-то плохо относятся к солдатам революции, – добавил Любомир. – Расскажу вам одну печальную историю. Был у меня когда-то друг – товарищ Фельдман. Работал он начальником милиции. А его управление находилось на полпути из Санкт-Петербурга в Петергоф в бывшем Троицко-Сергиевом монастыре. Жаловался он мне, что по ночам в гулких коридорах слышатся чьи-то шаркающие шаги, раздается невнятное бормотание и жалобные стоны. А еще он замечал в служебных помещениях неясные тени, похожие на человеческие, и ощущал явственный запах тлена. Его курсанты поговаривали между собой о том, что призраки бывших хозяев монастыря ополчились против них.
Затем Фельдман стал запираться в своем кабинете, а из-за дверей каждый вечер до постовых доносились голоса. Подчиненные пришли к выводу, что чекист просто «допился до чертиков».
Фельдман жаловался мне, что не в силах больше выносить преследований двух белых старцев, зловещих и бесплотных. Я советовал ему бросить все и уехать куда-нибудь в деревню. Но тот только рукой махал. А затем мой друг покончил с собой, пустив себе пулю в лоб.
Любомир замолчал, затем достал из кармана фляжку и отхлебнул из нее.
– Как печально! – расстроилась Варвара.
– С новым начальником милицейского управления такая же история приключилась. По ночам в коридорах бродили призрачные фигуры, раздавались стоны и проклятия. Поэтому здание это вскоре забросили.
– Неужели из-за призраков забросили? И ничего нельзя сделать? – покачала головой Варвара.
– А что тут сделаешь! Два старца очень убедительно выглядят, – и Любомир снова отхлебнул из бутылки.
– Перестань расспрашивать Любомира, – шепнула Прасковья Варваре. – Товарищ Фельдман был другом его детства. Вместе росли.
Четверо ведьм внимательно рассматривали каждого нового призрака. С диким ревом вбежал какой-то крестьянин, с длинной бородой, большим носом и в рубахе навыпуск. Он врезался в толпу гостей, стараясь распугать женщин.
– Кто этот старец? – На всякий случай Варвара спряталась за Любомира и Бабу-Язю.
– Да Гришка Распутин хулиганит. До сих пор не развеялся.
Григорий разогнал гостей на одной стороне зала и приближался к компании ведьм. Тут он заметил выглядывающую из-за спин Варвару.
– А, новенькая?
Старец посмотрел в глаза Варваре, наклонился и с воплем бросился к девушке.
– Остановись, Григорий! Поздоровайся для начала! – резко сказала Баба-Язя.
– Ну, здравствуй, Костяная! – недовольно насупился Распутин.
– Это моя воспитаница Варвара. Очень любит гонять нечисть по болотам. Вот теперь в Питер пожаловала с местными познакомиться.
– Привет, Гриша! – протянул руку Любомир.
– Привет, Любомир.
Но пожатия не получилось. Рука Любомира прошла сквозь ладонь привидения. Старец замялся.
– Неужели та самая Варвара? Слышал! Разговоров в городе о событиях на болотах было много. Кланяюсь, юная особа! – Распутин потух и растворился в воздухе.
– Любит первым быть, никому не хочет уступать. Поняла, как с ними надо? – спросила у девушки Баба-Язя.
– Да, как-то все это непривычно.
– Надеюсь, все страшилища закончились, – сказала Прасковья. – Осталась лишь интеллегенция, но эти призраки милые и совсем безопасные.
Если первые привидения явились без приглашений, то о визите всех последующих объявлял распорядитель. Все новые гости вплывали в зал.
– Первый директор Академии художеств архитектор Кокорин.
– Несчастный был человек этот Кокорин, – тихо сказал Любомир. – Смотри, Варя, у него на плече маленький чертик сидит. Бедняга Кокорин его не видит, а он источник всех его неприятностей. Кокорин графу Шувалову особняк строил, а этот пакостил. Бумаги чернилами заливал. Штукатурку на свежевыкрашенных стенах отковыривал. Мы этого черта промеж себя зовем Графским проказником. А 24 октября 1754 года, когда Шувалов праздновал новоселье, в большом зале внезапно рухнула тяжелая бронзовая люстра. Вот и сошел бедняга Кокорин с ума и после смерти никак успокоиться не может.
– Месье Монферран! – выкрикнул распорядитель.
– А почему он такой грустный? – спросила Варвара.
– Цыганка ему предсказала, что он умрет сразу, как только достроит Исаакиевский собор, – объяснила Полудница. Поверил ей. Мучился всю жизнь. Как архитектору ему хотелось быстрей достроить прекрасный собор, а как человеку…
– Понятно, – кивнула Варвара.
– Господа-товарищи Есенин и Блок.
Пара поэтов появилась в зале слегка покачиваясь. Видно, шли с какой-то дружеской попойки. У Есенина на шее вместо галстука висел обрывок веревки, напоминая, как тот окончил жизнь. Поэт вел на поводке упирающегося красивого пса с бархатной шерстью. Увидев Любомира, молодые поэты направились к нему.
– Привет, Любомир!
– Что задержались, ребята? Самое интересное пропустили! – спросил Любомир.
– На Пантелеймоновском мосту застряли, – пояснил Есенин. – На Фонтанку засмотрелись. Саша отражение фонаря в воде увидел и надолго задумался. Теперь вот какой-то бред несет. Простите его. Депрессия у него последние месяцы. Все никак из нее не выйдет.
– Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…– остекленевшим взглядом окинул присутствующих Блок.
– Хлебни малость, – Любомир протянул фляжку Александру.
– А это кто? Что за прелестная незнакомка? Представь нас, Любомир.
– Варвара.
– Дай, Варь, на счастье лапу мне… – покачиваясь, произнес Есенин.
Варваре неприятно было смотреть на вздутые вены и красную от веревки шею Есенина и на его невменяемого спутника.
– Это к Джиму, который за вами. – Надулась девушка. – Я вам не дворняжка!
– Настоящая ведьма! – восхитился Сергей. – Знает, как собаку зовут. Я ведь даже не заметил, как утащил пса у Качалова.
– Не хотите шампанского на брудершафт! – продолжал навязываться Есенин. – Понятно! Пошли, Шура. Мы тут лишние!
– Бесмысленный и тусклый свет… – Взгляд Блока, как показалось Варваре, стал трагическим. – Живи еще хоть четверть века…
Поэты, не видя дороги, подошли к стене и… прошли сквозь нее. Испуганная собака поупиралась перед препятствием, но затем также исчезла.
– А почему они все тебя знают? – обратилась к Любомиру Варвара.
В зал вбежало привидение сторожа Малоохтинского кладбища. Сторож кричал:
– Лихие люди сбежали! Сюда направляются! Не допустите позора.
– Не допустим! – засмеялся Любомир.
– Справишься? – спросила Прасковья.
– Не первый раз! Прием отработан. Всегда помогало – препятствие непреодолимое. Смотрите сами.
Варвара выглянула в окно. Перед входом в Смольный институт прямо с неба спустилась бочка, а под деревьями появились столы с закуской. Вокруг бочки собралось множество подозрительных личностей.
– А хватит этого бочонка? Какой-то маленький! – усомнилась Баба-Язя.
– Конечно, нет! Добавим еще! – заверил Любомир.
– А кто такие «лихие» люди?
– Когда-то на Малоохтинском хоронили самоубийц и преступников из тюрем. Неспокойное местечко, – пояснила Баба-Язя. – Пора заканчивать представление и начинать бал.
Она кивнула оркестру. Оркестр заиграл вальс. К Варваре подплыла прозрачная тень худого молодого человека в очках.
– Разрешите пригласить вас на танец.
Девушка взглянула на Прасковью.
– Можно! – кивнула та.
– А кто это?
– Это из новых. Призрак замученного экзаменаторами студента, – пояснила Прасковья.
Привидение протянуло руку Варваре, и она с удивлением почувствовала, как поплыла. В воздухе по огромному залу закружилось множество пар. К Прасковье подлетел неизвестно откуда появившийся Павел. Полудницу пригласил распорядитель, а Баба-Язя вытащила из угла Григория Распутина.