Наверное, подсознательно понимая это, я смогла всё рассказать лишь леди Вал да Ёлке, отпаивавшей меня успокоительными настоями. В них чувствовалось что-то близкое, что-то родное и своё. Вот только теперь они по очереди подкалывали меня порою и ненавязчиво напоминали, что надо бы позвонить да поговорить. И я бы с радостью, но…
— Трусишка зайка серенький… — пропела Ёлка себе под нос, даже голову не поднимая.
— Иди ты… К любителю мертвяков своему, — вздохнула, отложив в сторону инструменты и встала, подхватив лежавшую рядом на скамейке шаль. И накинув её на плечи, вышла на веранду, укутавшись в платок, обхватив себя руками за плечи.
Здесь было прохладно, даже зябко. Чувствовалось приближение осени, ещё почти незаметное, но уже ощутимое. Прохладный ветер скользил по босым ступням, заставляя поёжиться. Пахло свежескошенной травой, где-то за домом кто-то рубил дрова, за забором гомонили соседи, то ругаясь, то обмениваясь колкими шуточками. Самобытность этого места, обособленность его и удалённость от города, создавали иллюзию другого мира. Мира, где нет проблем, нет никаких забот и всё, что с тобой случилось, остаётся за границей этого нового, сказочного мира.
Одна беда, проблемы-то от этого никуда не деваются. Как бы тебе этого не хотелось, на самом-то деле.
Вздохнула, прислонившись к перилам и прикрыв глаза, подставляя лицо косым солнечным лучам. Приехав сюда я сутки пребывала в состоянии прострации, то начиная смеяться, то плакать, то болтая без умолку, то закрываясь. Девушки на это смотрели-смотрели, а потом плюнули на все возражения, как мои, так и Варяга и утащили меня на шабаш. Варили «зелья», кликали водяных и кикимор, гоняли заблудшую в кустах русалку из тех, что за айфон душу продадут, сигали через костёр…
И кружась с ними в этом водовороте странных для меня событий, я чувствовала, как меня отпускает. А потом, за вечерними посиделками на кухне, с добродушно улыбающейся и зевающей Ёлкой, хмурой и скептичной Хельгой, я и рассказала им всё, что случилось. Без особых подробностей, да, но всё же основную суть девушки уловили, выслушали и пару дней меня не трогали, давая возможность прийти в себя, успокоится, проникнуться окружающей атмосферой.
После чего посоветовали не маяться дурью и поговорить со своим рыцарем, как они дружно окрестили Кощея. Потому как влюблённость влюблённостью, но она была до того, как мы познакомились. И сами поступки байкера говорят куда красноречивее всех слов разом. Он ведь со мной сбежать собирался, если суд не в нашу пользу решение примет, что мне ещё знать-то надо?
— Ох, дуры мы, бабы, дуры… — пробормотала себе под нос, прислонившись головой к одному из столбов, подпирающих крышу. И вздохнула, укутываясь плотнее, переступая с ноги на ногу, но не спеша возвращаться в дом.
Да, глупо было срываться с места, ехать неизвестно куда, подвергая опасности не только себя, но и собственную дочь. Но зная свой характер, местами паршивый и жутко упёртый, я прекрасно понимала: останусь — сожгу все мосты к чёртовой бабушке, не оставив ни себе, ни Ромке даже мизерного шанса на хоть какое-то будущее. Есть у меня такая черта, на эмоциях ковырять до последнего, биться головой об стену, но разрушить всё до основания.
Бывает. Никто не идеален в этом мире, как бы не утверждали обратное наши доморощенные, диванные психологи. И будь ты хоть трижды отважной и ответственной матерью, никто не сможет сказать, как ты поведёшь себя, когда тебя захлестнут с головой эмоции, и сорвёт последние тормоза.
Слава богу, что в этот раз всё обошлось, и мы отделались только лёгким испугом. Теперь осталось всего ничего… Поговорить с Кощеем и либо подтвердить, либо развеять все свои сомнения. Но…
Чёртово, проклятое «но», всегда выползающее там, где его не надо бы!
Я действительно «трусишка, зайка серенький». Я банально, совершенно по-глупому, по-человечески боюсь. Боюсь включить телефон, набрать знакомый до последней цифры номер и…
Не услышать ничего в ответ. Или услышать. То, после чего любые попытки быть вместе будут бессмысленны и бесполезны. Услышать, что мы не нужны, что я всё себе придумала. Сама придумала, сама обиделась, сама всё разрушила. Глупо, да. Но ничего не могу с собой поделать.