Выбрать главу

— Гулять, гулять, чудо ты моё… — чмокнув ребёнка в щёку, я тихо фыркнула, глядя на мокрого мужчину и его хихикающих товарищей, на которых тот огрызался беззлобно и скорее по привычке.

Точнее огрызался он тихим шёпотом, старательно пытаясь не материться и явно испытывая нехватку слов и красочных, смачных эпитетов. И при этом кося на меня виноватым взглядом. Я даже удивилась, не имея ни малейшего представления, что мешает ему рявкнуть на разошедшуюся банду. А потом до меня дошло…

И хохотнув, я крепче перехватила Маню и поспешила откланяться:

— Приятно было познакомиться, но мы спешим. Нас ждут смотрители аттракционов, домашние питомцы на прогулке и неизученные цветочные клумбы. Надеюсь, мы больше не встретимся, господа байкеры!

На этой ноте я из клуба вышла быстрым, уверенным шагом, направляясь в сторону своего «бешеного апельсина», вытаскивая ключи из кармана. И тихо радуясь тому факту, что с этими безумными людьми я, скорее всего, больше никогда не увижусь.

Слава святому Калькуляторы и вечно висящей один эс!

Остаток дня прошёл в привычном темпе вальса, как любит выражаться мой отец. Сначала парк, где Маня только чудом не навернулась фонтан, и звали это чудо «мама», успевшая вовремя перехватить целеустремлённое чадо. Затем была работа, где Леночка пыталась вить верёвки из Пети, Маня сноровисто таскала её причиндалы для поддержания красоты и ухоженности, а я пыталась сделать всё и даже чуточку больше. И только в восемь вечера, когда я закрыла магазин, удерживая засыпающую на моём плече дочь одной рукой, а второй пытаясь попасть ключом в замок и не уронить пакеты с заготовками, я поняла, как же я на самом-то деле устала.

Но вспомнив о том, что меня ждёт впереди, оставалось только вздыхать, опуская ролл-ставни. Покой нам только снится! А заказы, они ж сами себя не сделают и с мастерами сами не свяжутся…

Интересно, чисто теоретически, я смогу хоть когда-нибудь выспаться?

— Ма, ням! — тихо, но требовательно заявили мне на ушко. И я чётко осознала, что выспаться я смогу, конечно же…

Но явно не в этой жизни!

Глава 3

Как гласит народная еврейская мудрость, с кем ты поведёшься, так тому товарищу и надо. Всю истинность этих слов Кощей оценил на себя. Когда подпрыгнул от громового вопля «Рота подъём!» прямо над ухом в исполнении Шута. С кресла он не грохнулся только чудом. Но на заместителя начальника службы безопасности глянул таким ласковым взглядом, что тот предпочёл слинять из кабинета финансиста до того, как он поднимется. А то мало ли что!

— Гадёныш, — прошипел Ромыч себе под нос, всё-таки выпрямившись, и поморщился, разминая изрядно затёкшую шею. — Убить его что ли? И сказать, что так оно и было? Пал смертью храбрых на работе, сам лично видел! Интересно, Эльза будет моим адвокатом в случае чего или лучше Лектора попросить…

— Слышь, властелин нулей и калькуляторов… — в дверях вновь появилась голова Лёшки, с волосами стоящими дыбом и пакостной улыбкой во все тридцать два зуба. — Ты ещё жив или как? Судя по зверскому выражению лица жив. Печальненько. Давай, собирай мозги в кучу и подгребай на бар, там шеф изволит гневаться и жаждет лицезреть твою худющую рожу.

— И на кой хер?

— А я знаю? — искренне, ну почти, удивился Шут. — Наверное, жаждет узнать подробности того, каким макаром ты обзавёлся небранной дочерью года так три назад…

— Чё?! — Кощей, успевший привставать из-за стола, благополучно грохнулся обратно в кресло, свалив лежащую на краю стопку бумаг на пол. Проследил за её полётом и охрипшим голосом переспросил. — Какая к чёрту дочь?!

— Очаровательное чадушко трёх лет от роду, темноволосое, темноглазое и такое обаятельное, что Кавай-сан по сравнению с ней отблеск закатного солнца на клинке самурая, — высокопарно протянул этот паяц и гоготнул, явно что-то вспомнив. — Мама у неё, кстати, тож ничего!

— Шут… — медленно проговорил Кощей, понимая, что ни хрена он не понимает. Честное слово, в документации за два года разобраться проще, чем сообразить, о чём вообще тут идёт речь.

— Аюшки?

— Иди к чёрту, — от всей души, искреннее пожелал финансист, уткнувшись лбом в ещё одну стопку бумаг. Голова болела, тело болело, душа требовала что-нибудь сломать.

Или кого-нибудь. А впереди ещё дня три круглосуточной каторги, по недоразумению названной работой. Охренеть, мля. Нет, где ж он так нагрешить успел, никто не подскажет, нет?