Я подружилась с еще одной вешалкой - Аллой. Алла, по понятиям модельного бизнеса не сильно подходила в манекенщицы, до чистой вешалки ей было далеко с аппетитными формами, но она работала, так как отказаться от такой красавицы Дом моделей был не в состоянии. Натуральная блондинка с косой до попы, до очень волнительной попы, надо сказать, и с резким перепадом в размерах в области талии, трепетные губы и такой добрый и нежный взгляд, что ни кто не мог ей отказать ни в чем. Понятно дело, остальные вешалки ее недолюбливали. А мне нравилась. Алла училась в Политехническом, на какой то мудреной технической специальности. Ей нравилось и она с энтузиазмом мне рассказывала про сопротивление материалов и прочие страшные глупости. Мой мозг тоже сопротивлялся, я готовилась вновь покорить исторический факультет университета и мучила Аллу всякими историческими фактами. Мы обе были довольны. Потому что беседовать только о колготках и косметике было скучно. Беседовали мы за чашкой кофе. Я варила какой то извращенский кофе и поила всех подряд - кофе с чесноком. Кто то плевался, а нам с Аллой нравилось. Нам было легко и просто общаться. Алка красила перед принятием кофею ногти в кровавый цвет, закуривала сигарету и получала незабываемый кайф.
- Я, наверное, дурочка, - доверчиво шептала мне Алка в такие моменты, - но ничего поделать не могу, такое удовольствие курить, пить кофе с только что накрашенными ногтями. Что бы еще пахло лаком и я боялась испортить маникюр.
Я не курила и ничего не понимала в таких удовольствиях. У меня курили оба родителя, и меня это несколько раздражало, потому что пахло и потому что окурки. Потом, они послушав передачу "Здоровье" задумались о том самом здоровье, которое уносит дым и решили бросить курить оба. Папа - решительный бросил. Мама разложила везде мятные конфеты и стала курить, забираясь на плиту прямо в вентиляцию. И все сделали вид, что в доме больше никто не курит. Но я с детства отличалась прямо таки собачьим нюхом и все равно всю унюхивала, но в отличие от детства у меня появились и другие таланты, как воспитанность и мозги, и я стала сдерживать брезгливое "фу, опять накурили".
Алка предложила просто решение:
- Тебе надо самой начать курить, тогда не будет противно, и может быть, ты поймешь меня в моем удовольствии.
Но курить простые обычные сигареты было скучно. Я придумала себе образ, начитавшись поэтов Серебряного века, в особенности я полюбила Гиппиус и немножко Блока. Гиппиус со своими мрачными стихами про мрачный Петербург рисовалась в воображении утонченной, нервной и обязательно с папиросой в длинных пальцах. Я стала носить черный цвет и загадочно красится, а с моими светлыми волосами это смотрелось эффектно. Готов тогда еще не придумали, и все утонченно-мрачные личности просто по своей прихоти носили черное.
Длинные музыкальные пальцы у меня имелись, кроваво-красный лак мы Аллой организовали и кофе заварили. И запаслись папиросами Беломорканал. Надо соответствовать образу. В первый раз, я никакого удовольствия, кроме зеленого цвета лица не получила. Но постепенно втянулась и научилась не вдыхать эту мерзость глубоко. Аллу я поняла с ее накрашенными ногтями и сигаретой. Но нашла свое, удовольствие. Курилка в Областной библиотеке Горького. Я все мрачная в черном, с томиком Гиппиус, (мне как библиотекарю это было можно), заходила в курилку, мяла в нервных пальцах Беломор канал и затягивалась (только не сильно) переживая предрассветные крики петухов и шершавопыльное предательство Питерского гранита. Взоры всех мужчин были мои, а библиотечные суровые дамы кривили рты, но сдерживали откровенные плевки в мою сторону, на такое нарушение всех приличий. Я получала удовольствие и кличку от Панамы "козел-провакатор". Почему "козел" он так и не созналась, но коза звучало бы так красиво, я это и сама понимала.
Гриша, посмотрев на все эти мои поэтическо-сигаретные метания, хмыкнул и сообщил:
- Ну раз ты теперь уже большая девочка, будем учится пить спирт. А то без этого никуда.
Варвара и спирт.
- Даме - спирт? - возопила я, перефразировав Булгакова.
- Конечно. Водка - это пошло. - не поддался на провокацию Гриша. - Поехали ко мне.
Я нахмурилась. Ехать к мужчине домой? Это не в моих правилах. Но... было страшно интересно. Но я хмурилась, не выпуская интерес наружу, что бы Гриша, не догадался.
- Даю честное пионерское, что будем пить только спирт, и ни каких глупостей.
- Значит, пить спирт, дело серьезное? - решила уточнить я.
- А ты думала!
- Я думала, что даме пристало пить вино, ну коньяк в случае сильного душевного волнения...
- Даме, курящей Беломор, эти напитки строго воспрещены, они портят все впечатление. И потом, тебе очень интересно. Хоть и страшно.
Вот уж кто "козел-провокатор" надо еще посмотреть.
- Интересно. - созналась я. - Но, никаких глупостей. - поставила я условие.
- Договорились.
Квартира Гриши произвела впечатление. Старый сталинский дом, в самом центре самой центральной улицы, с высоченными потолками. Пять комнат, экое барство, в почти советское то время. А библиотека! Я бы там поселилась, и осталась жить навсегда! Отдельная комната с большим мягким диваном и маленьким столиком. Я бы тут хорошо расположилась - крепкий чай, изюм и книга. Быстренько нарисовала я себе чудесную картинку, все распланировала, как хорошо в закатный час читать под пледом, с кухни доносятся волнующие запахи предстоящего ужина, заботливый мужчина рядом... Но все же спросила:
- А уборкой этого всего великолепия кто занимается?
- Жена.
Я чуть не упала в обморок. Жена... и меня в гости пригласил? Меня? Такую приличную и трепетную лань?
- Пожалуй, мне пора. - я благовоспитанно поджала губки, вполне подходяще для оскорбленной старой девы.
- Почему? - удивился Гриша.
- Ты не понимаешь? - продолжала я изображать благовоспитанность.
- Нет. - честно признался он.
- Ты женат. Я с женатыми не встречаюсь.
- Это принцип?
- Да.
- Скажу тебе по секрету: лучше таких принципов не иметь. А то вдруг захочется, а у тебя принцип. Будешь или несчастна или беспринципна.
- Сложно с тобой.
- Нет. Со мной просто. Только не выдумывай глупых принципов, усложняющих твою жизнь.
- И все же я пойду.
- А спирт?
- Как-нибудь переживу без этого сомнительного удовольствия.
- Молодец! Ты мне все больше нравишься. Стойкий, наивный ребенок.
Вот так, это значит он, меня оценивает, ставит надо мной всякие опыты, а я наивно полагаю, что я умная, начитанная и в жизни разбираюсь! Самый лучший метод в такой ситуации - обидеться. Надуться, поморгать, что бы блеснула большая слеза, вздохнуть порывисто и отвернуться, что бы скрыть невольные слезы.
- Пятерка! Заслуженная пятерка. Разыграла, как по нотам. Пошли уже выпьем!
- А жена? - расстроено напомнила я.
Жалко все же, что такой мужчина женат. Такой славный гадский Карлсон.
- Прибирает жена нашего дворника. Я не разрешаю маме заниматься уборкой, она уже в возрасте. Маму надо беречь.
Еще и мама! Что я еще сегодня узнаю? Хорошо, что не женат, он только-только, стал мне нравится. Но за наивного ребенка надо отомстить.
- Такой большой и живешь с мамой?
- Конечно. Я хороший и правильный еврейский юноша. А еврейские мальчики всегда живут с мамой до своей женитьбы.
- То есть ты не женат?
- Фу... мы это уже выяснили.
- А житье с мамой это не принцип? Или у тебя тоже есть принципы?
- Быстро учишься. Это любовь к маме.
- Фу... пошли уже выпьем. Я устала.
Меня провели на кухню. На стол постелили газетку, открыли банки со шпротами, тушенкой и селедкой. Поставили два граненных стакана. Достали трехлитровую банку спирта. И пригласили присесть. Тяжелую прозрачную жидкость плеснули в стаканы и один подали мне.
- Выдохни и выпей залпом.
- А разбавить? - испугалась я. - И почему на газетке?
- Выпей, я объясню. Ну!
Отступать было некуда. Сама согласилась. Правда, я все же надеялась на разведенный спирт, или на вино... и вообще думала, что это шутка такая... Я задумчиво покачала спирт в стакане.