Она так больно ухватилась за локоть Марка, что он поморщился.
— Кажется, — сказал страдальчески, — сон тебе точно не грозит.
— Хочешь дать деру? — простонала Варвара, укладываясь в постель. — Что же, моя дверь открыта. Весь мир… перед тобой. Оставь меня… одну… наедине с постигшими меня невзгодами. Наверное, я справлюсь одна. А если и умру… Так что теперь… не в первый раз.
— Для умирающей ты слишком болтлива, — заметил Марк, осторожно укладываясь рядом с ней. Положил руку на живот.
Петр затих, прислушиваясь к этой руке.
Варвара тяжело прислонилась горячим лбом к его плечу. Из открытого окна на пол падали капли дождя.
— Я хочу, — сказала она, стараясь не сбивать дыхание, — ощутить шаг за шагом всё, чего не успела. Рождение ребенка. Победу в спортивном состязании. Прыжок с парашютом. Драку. Любовь. Старость. Силу. Беспомощность. Наде… — её голос сорвался, она закусила губу, уставившись в окно.
На этот раз схватка длилась дольше.
Варвара включила секундомер на телефоне.
— А тебе не жалко своей жизни? — спросила она. — День за днем. Безликие, одинаковые, серые, не отличимые друг от друга. Тебя ничто не потрясает и не изумляет.
— Видимо, ты дана мне, чтобы исправить это, — отозвался Марк.
— Нет. Я тебе дана в ответ на твои безмолвные мольбы, — ответила она едва слышно. — Это ведь ты меня убил. Ты хотел перемен. Ты нарушил ход событий.
— Должно быть, очень обидно умереть ради чьих-то безмолвных мольб, — заметил Марк, позволяя ей стиснуть свою ладонь.
Варвара выдохнула и откинулась на подушки, расслабилась. Утомленное лицо словно озарилось утренним светом.
— Конечно, обидно, — сказала она. — Иногда я тебя просто придушить готова. Но я не поощряю кровной мести, я же тебе говорила про Платона Каратаева. Если бы я жаждала мести, то у этой истории был бы куда более интересный сюжет. По Борхесу в мире всего четыре сюжета, по Букеру семь, по Польти — тридцать шесть. Но все это полная хрень, потому что я собираюсь этой ночью родить ребенка, и это единственный сюжет, стоящий внимания.
— Вижу, что падение на тебя моста убило в тебе филолога и пробудило инстинкты более древние.
— Ц-ц-ц! Ты рискуешь вызвать на себя проклятие Розенталя. А из него покойник куда более неприятный, чем я. Ох, ё!
Светало, когда Марк вышел из больницы.
Крепко спала Маша Коновалова, совершенно незнакомая ему женщина, которая провела половину этой ночи в объятиях Марка.
А завтра она встретит его на улице — не узнает.
Беспокойно спал мальчик Петя, которому отчетливо не нравились перемены в его жизни.
Марк шел по еще сонному городу, и легкий ветерок кружил вокруг его лица, не позволяя каплям дождя падать на выдающийся во всех отношениях нос.
Вопреки ожиданиям, больше всего впечатлительному Марку из бессонной ночи в роддоме запомнились не крики и искажённое мукой лицо Маши Коноваловой, а слова Варвары Спиридоновой: «А тебе не жалко своей жизни? Дни тянутся за днями. Безликие, одинаковые, серые, не отличимые друг от друга. Тебя ничто не потрясает и не изумляет».
Марк никогда не думал о своей жизни вот так. Ему никогда не казалось, что это уникальный, неповторимый опыт, во время которого может быть весело или грустно, но каждый раз — в первый.
Он-то считал, что добро заключается в ежедневности повторяемых ритуалов: на завтрак овсянка и зелёный чай с имбирём и лимоном, прогулка с Бисмарком, покупка бутылки воды (без газа, разумеется) в одно и то же время в одном и том же магазине. Он ненавидел такие фильмы, в которых люди, умирая от рака, например, вдруг открывают эту жизнь заново и, бросая всё, рвут когти к закату. Всё это было надуманным, попахивало дешёвой философией скучающих писательниц, наполняющих смыслом часы между маникюром и вечерними коктейлями.
В жизни нет никакого смысла. Нет места поискам и метаниям, и что бы ты ни делал, итог для всех одинаков и неизбежен. Всё остальное — популизм и трусость перед тщетностью бытия.
И Марк сердился на Варвару — за её глупые попытки попробовать всё на свете, за хаос, который она несла за собой, за её всегда хорошее настроение, за улыбки, которые были чем-то неуловимо-одинаковым на разных лицах.
Он чувствовал огромный обман и подвох.
Не бывает таких жизнерадостных бодрых трупиков.
Даже если отринуть мистицизм ситуации и взглянуть на Варвару с точки зрения банального здравого смысла.