Куда это вы так поздно? – спросил водитель.
Не знаю, ответил Джуд, в Мобил. Это было первое, что ему пришло в голову, город, где он однажды боксировал. Все деньги и права с фотографией остались в багажнике его машины.
Это очень далеко. Мобил.
Джуд уставился на дорогу. Он подумывал что-нибудь сказать о дочери. Лунки света от фар простирались впереди.
Вы в порядке? Я заметил вашу руку.
Я… Джуд заколебался… я живу с черной женщиной.
Водитель наклонил голову. Да, это нелегкое дело.
Они ехали молча, пока на крутом повороте что-то не зашевелилось на обочине. Фары прыгнули и поймали изломанные тени рогов и темный глаз. Джуд ухватился за приборную доску.
Оба молчали. Водитель развернул грузовик; одна фара погасла, другая целилась в канаву. Шофер полез под сиденье и достал нож. Потом оба пошли по дороге, обрамленной травой. Дыхание оленя со скрежетом прорывалось через горло.
Кто-то может ударить в грузовик, заметил Джуд.
Один рог снесло, так что водитель осторожно потрогал другой. Водитель оказался человеком грузным, но никакого сравнения с Джудом. В свете фары глаза его отсвечивали золотом. Он ухватил здоровый рог и перерезал оленю горло. Глаза выкатились, олень попытался встать и умер.
Знали бы вы, как часто это случается, точно как в Библии, сказал водитель Джуду, уже с явным акцентом, это и есть та тучная земля, дающая мне плоды и добро. Он помолчал. Так ты живешь с черной? Тогда от чего ты бежишь?
Все, что отражалось в глазу оленя, исчезло. Водитель стал на колени и поднял ногу животного. Он резал быстро, споро. Потом закатал рукав и запустил руку внутрь туши. Потом резко ее вытянул, кишки вывалились наружу. Запах был знаком Джуду – словно мыло домашней варки.
Водитель обтер нож и помедлил, глядя на тушу в сорняках. Джуд прислонился к теплому металлу грузовика. Он думал о том, как лежал на мокрой траве под линией электропередач и как Луиза откинулась всем телом и подняла раздвинутые ноги, и у него засосало под ложечкой от мысли, что другой мужчина может увидеть ее тело обнаженным до такой степени.
Я в порядке, сказал Джуд.
Так, послушай, начал водитель. Он долго смотрел на Джуда, потом кивнул сам себе и наклонился, чтобы поднять оленя. На водителе были широкие брюки и сорочка. Он выжидающе смотрел снизу на Джуда. Вместе они погрузили оленя в кузов. Он откашлялся.
Конечно, я не довезу тебя до самого Мобила. Но сколько-то нам по пути. Бусинки пота повисли на его губе.
Я в порядке, ответил Джуд. Водитель обошел грузовик. Кинь камень, сказал он нараспев, и ты найдешь ответ в Мобиле, попав туда. Он посмотрел на Джуда, потом сел в машину. Одинокая фара разрезала мрак среди стволов.
Много лет Джуд будет помнить ночную дорогу домой. Он наконец понял, что то, о чем мечтал Оноре, здесь не найти. Он вернулся. Над колыбелью висела фотография матери Луизы: подбородок поднят с гордостью или с отрепетированным спокойствием, заплетенная коса перекинута через плечо, словно патронташ. То ли от старости, то ли из-за ретуши щеки отливали белым.
Луиза спала. Он был осторожен. Направился к клетке с совятами. Здоровой рукой открыл клетку, по очереди вытащил барахтающиеся тельца и раздавил их. Он достал дочку из колыбели и завернул ее в одеяльце – нежно, насколько мог. Он не подумал, что она может закричать, но она не закричала. Его руки дрожали; постоянные муки из-за одиночества и потерь прекратились, и он стоял – огромный нежный человек, держащий ребенка на руках. Он сел в машину, включил зажигание и уехал.
Он ехал сквозь то, что осталось от ночи. На следующий день он остановился, купил молоко и покормил тихую новорожденную. Он не мог на нее наглядеться. И был полон решимости больше не совершать ошибок. В этот раз он все сделает правильно и отправится в то самое место, о котором говорил Оноре. Утром он по длинному, низкому мосту пересек Делавэр и въехал в Нью-Джерси. Стояло безоблачное лето.
Первые дни было тяжело. В книжном магазине он купил все, что нашел про малышей. Туго разбирающий слова, он рассматривал картинки, в основном изображавшие кормящих женщин. Не зная, как Луиза назвала девочку, он дал ей имя Иза, и та смотрела на него снисходительным или скорее терпеливым взглядом. Он купил молочную смесь и новую одежду, ползунки с застежками на ногах, желтый сарафанчик. Он заплатил женщине, чтобы днем присматривала за ребенком, сообщив, что его жена умерла. Он жил в мотеле, пока не снял дом в Нью-Джерси, за несколько улиц от хорошего района. Впрочем, комнаты были тесными, стены недавно покрасили, и он носил Изу погулять и посмотреть на большие дома с лужайками и бассейнами.