Нортумбрия первоначально делилась на два королевства, Дейру между Хамбером и Тисой, и Берницию между Тисой и заливом Ферт-оф-Форт. Первое, вероятно, было основано федератами, поселившимися на йоркширских землях после 450 г.; второе, по-видимому, берет начало от пиратов, обосновавшихся на побережье в VI в., особенно в Бамбурге, где еще сохранилось кельтское население. В начале VII в. эти две державы объединились, и в Нортумбрию вскоре вошли земли на юго-востоке Шотландии и всей гористой зоны, вплоть до Ирландского моря; правда, прежние обитатели остались жить на месте. Своей особой насыщенностью культура Нортумбрии, сохранявшая силу и самобытность до самого нашествия викингов, обязана присущей для нее восприимчивостью к кельтским элементам, не имеющей аналогов в англосаксонском мире[146].
Когда к концу VII в. натиск ослаб, пространство, на котором предстояло зародиться средневековой Англии, было полностью заселено, и почти повсеместно уже одержал победу английский язык с диалектными вариациями, принадлежавшими политическим группам, сложившимся в конечную фазу завоевания. С конца V столетия латыни пришлось сойти со сцены вместе с высшими классами. Бриттский язык был вытеснен в три прибрежных сектора на западе, самых бедных на острове; в каждом из них он приобрел специфическую окраску после потери территориального единства к 580–620 гг. В Корнуолле корнский язык дожил до начала XVIII в. примерно в пятнадцати приходах по соседству с мысом Лэндз Энд; последний его носитель умер в 1777 г. В Уэльсе и соседнем графстве Монмут валлийское наречие всегда жило полнокровной жизнью. Что же касается бритт-ского языка в Стрэтклайде, то к XI в. он, бесспорно, исчез под чередой ударов норвежских поселенцев и нормандских завоевателей.
Таким образом, на всей территории, границы которой ясны из вышесказанного, установилась гомогенная цивилизация. Несмотря на региональные вариации, язык был единым, и все наиболее древние тексты обозначают его одним и тем же названием — englisc (английский). Повсеместно распространилось язычество, впрочем, достаточно плохо организованное (за исключением, быть может, Нортумбрии). Множественность королевств, неравных по статусу, которых насчитывалось более дюжины, не препятствовала тому, что политические институты повсюду были, в сущности, тождественны. Археологический материал не позволяет говорить о видимых расхождениях — речь идет прежде всего о нюансах, проистекающих из неодинаковой приверженности первобытному саксонскому обычаю кремации, быстро оставленному (под влиянием бриттов?) ради ингумации.
По-видимому, исключение составляли только аграрные структуры. По истечении VI в. переселенцы сохранили лишь очень слабые связи с морем (главным исключением являются королевские погребения в кораблях в Саффолке): с замечательной быстротой они превратились в крестьян, постоянно озабоченных проблемами на суше. Однако решали они их очень разными способами. Если почти везде на смену вилле пришла деревня, окруженная обширными лугами и обычно занимающая новые места, то Кент с его населением, распределенным по хуторам, и очень своеобразной концепцией общинного права составляет исключение, как и Восточная Англия, занимающая срединное положение между Кентом и сердцем саксонской территории. Англосаксонская деревня, какой ее показали раскопки, заметно напоминает селения Нижней Саксонии, образованные прямоугольными деревянными домами, более или менее правильно расположенными вдоль улицы. Ее инструментарий примитивен и часто чужд даже таких простых механизмов, как гончарный круг; однако ее юридическая организация, знакомая с разделом земли на стандартные наделы, hides (гайды), и упорядоченным чередованием культур, уже стоит на довольно высоком уровне развития.
Завоевав Британию, саксы принесли с собой часть своего интеллектуального достояния, а именно: руническое письмо, которым они, правда, мало пользовались. Их литературные традиции долгое время сохраняли сходство со своими аналогами на континенте, а эпические тексты — записанные в христианскую эпоху — никак не связаны с их историей в Британии, а только с давнишними событиями из жизни скандинавских (Беовульф) и континентальных (Видсид) династий. Только в IX в., уже в бесповоротно христианском контексте, Англия сумела породить самостоятельную культуру. С этого момента связь с «древними саксами» оказалась разорванной, если не считать нескольких сентиментальных воспоминаний (особенно у Беды).
Английский феномен занимает особое место в истории великого переселения народов. Возникнув из морских набегов, кажущихся a priori менее благоприятными для массовых миграций, чем перемещения по суше, он состоит не в импорте правящих слоев, как в большинстве варварских королевств на континенте, а в переселении народа. Последствия миграций V–VII вв. здесь одновременно и более радикальны, и более устойчивы, чем где-либо еще.
II. Пикты и скотты
В середине III в. контакты римской Британии с Ирландией были мирными и довольно незначительными; с независимой Шотландией они примерно до 350 г. ограничивались стычками вдоль Мура: внешняя угроза с запада и севера отсутствовала. В IV в. все переменилось. При жизни трех или четырех поколений, в ожидании триумфа саксов, на первый план выдвинулись пикты и скотты. Без сомнения, именно они в ответе за первые масштабные разрушения в Британии и самые жестокие удары, нанесенные римскому фасаду острова.
В Шотландии жил малоизученный народ, без сомнения докельтский, который славился чрезвычайной дикостью, — пиктам, жившим к северу от Клайда и Ферт-оф-Форта. Кельтское население юга, близкое к бриттам, пользовалось не лучшей репутацией: святой Иероним обвиняет Atecotti в каннибализме. Их первый набег датируется 367 г., и следы их присутствия отмечаются вплоть до Восточной Англии. Именно с ними сражался святой Герман в 429 г. Они наносили огромный ущерб, ужасные воспоминания о котором оставил Беда, но не имели ни одного поселения по эту сторону Мура. Впрочем, вскоре вся их воинственность ушла на защиту собственной территории от скоттов.
Скоттская угроза с запада возникла в середине III в. одновременно с саксонской угрозой с востока. В Ланкашире и Уэльсе (Пемброк) было закопано несколько кладов, отмечается сооружение дорог и укрепленных пунктов. Незадолго до 300 г. на Бристольском канале была устроена морская база, в Кардиффе построена крепость, а несколько вилл оснащено оборонительными сооружениями. После 350 г. нападения усилились. Ирландские предания (достаточно поздние) утверждают, что романо-бриттские перебежчики помогли скоттам обзавестись военным флотом. Считается, что король Ниалл с девятью заложниками (конец IV в.) организовал набеги на Британию и даже Галлию, где около 425 г. встретил свою смерть его племянник Дати (как пират? Или как наемник Рима?). Один из этих рейдов на западное побережье Британии имел самые значительные последствия для религиозной истории: около 400 г. в Bannaventa (Рэйвенглас, Кумберленд) в плен попала семья одного романо-британского сановника, диакона и декуриона Кэлпурния; две дочери его и сын были уведены в рабство в Ирландию; этот сын стал святым Патриком, просветителем острова.
Как и на востоке, за набегами вскоре последовала колонизация. Проникновение ирландцев на западные полуострова (Корнуолл, Южный и Северный Уэльс), должно быть, началось в IV в., быть может, в качестве федератов, призванных оборонять побережье от других захватчиков. Очень быстро эти колонии обрели фактическую независимость. Маленькое ирландское королевство в юго-западной части Уэльса, которое просуществовало до X в., гордилось тем, что его основателями были именно эти поселенцы, прибывшие в III в. В Девоне ирландские поселения датируются IV–V вв. Эти ирландцы юго-запада Британии были носителями оригинальной цивилизации, выразившейся в огамических надписях (около пятидесяти, большинство в Пемброке); они, безусловно, продолжали говорить на ирландском до VII в. В то же время эти переселенцы не были лишены римского лоска: 44 огамические надписи имеют еще и латинский текст, и в этих текстах они охотно величают себя такими римскими именами, как Помпеи, Турпилий, Этерн или Виталиан. Скотты пытались ассимилировать даже институты Поздней Римской империи: некий уэльский князек (согласно Гйльдасу, умерший около 550 г.) приказал выгравировать для себя двуязычную эпитафию Метопа Voteporigisprotictoris (Память о защитнике Вотепориге), очевидно, protector было использовано как знак римского ранга. Это весьма примечательный пережиток через сто лет после того, как в Британии рухнула власть Империи; он свидетельствует о том, что восприятие римских обычаев здесь было таким же, как в Галлии, то есть совершенно отличным от взглядов саксов.
146
В церковной сфере этот факт повлек за собой последствия первостепенного значения. Древнейшие институты Берниции выказывают любопытное сходство с установлениями Уэльса.