Нам мало известно о том, при каких условиях аламанны германизировали редкие города, сохранившиеся в этой зоне. Страсбург, безусловно, сохранял романские элементы на протяжении большей части VI в. Базель был окружен примерно с 550 г. В Кайзераугсте (Castrum Rauracense) и Обербурге (Castrum Vindonissense) латынь дожила, по крайней мере, до конца VI столетия. У римской цивилизации остался всего один городской оплот, Кур, под властью любопытной династии князей-епископов Викторидов; впрочем, очень скоро германское меньшинство просочилось и сюда.
Дальше на восток в провинциях Реции второй, Норике и Паннонии характер этой эволюции снова меняется. Здесь Romania подверглась почти полному уничтожению, которое больше напоминает события на Балканах, чем в Галлии. Однако бавары, более всего выигравшие от этого массированного отступления Romania, низведенной до уровня мелких разрозненных островков, не были его истинными виновниками. Они воспользовались работой, проделанной другими народами, будь они германскими или нет, с начала V в., то есть задолго до той эпохи, когда они переправились через Дунай (не раньше 500 г., может быть, даже второй четверти VI в.)[156].
Племена захватчиков этой первой волны не были достаточно многочисленными, чтобы надолго оккупировать страну. Германский язык совершил решительные шаги вперед только с прибытием баваров, которое, к несчастью, приходится на период ненарушимого молчания источников. Когда около 565 г. Венанций Фортунат впервые снова заговорил о Норике, эта область уже сделалась полностью германской.
В действительности многие романские элементы сохранились, но утратили свое политическое и культурное значение. В Баварии и Верхней Австрии каролингские документы часто упоминают о Romani (нем. Walcheri), а топонимика подтверждает значимость этих островков[157]. Речь идет о сельском населении, разбросанном по плато, главным образом в долине Инна, а также к северу и западу от Зальцбурга (ср. карту 5). Кроме двух альпийских убежищ, Walchengau в Верхнем Изаре и Vintschgau в Верхнем Адидже, оно утратило всякую сплоченность, как и всю социальную элиту (кроме, быть может, окрестностей Аугсбурга, где сохранилось епископство). В Баварии на романском языке говорили, по крайней мере, до IX в. В Альпах произошло слияние с элементами романша, которые еще сохранялись в верховьях Инна и Адидже. Несмотря на зачатки политической организации, возникшие вокруг Кура, никакая лингвистическая граница не смогла возникнуть. Кроме ничтожных исключений, германский язык почти повсеместно пришел в соприкосновение с итальянским.
Как и в случае аламаннов, движение баваров продолжалось еще долгое время после VI в. В южном направлении, несмотря на отпор латинского населения Тироля, оно добилось решающих успехов только в VII в.: после переправы через Бреннер произошла быстрая германизация Верхнего Адидже (считается, что она завершилась в IX в.). На востоке движение было возвратно-поступательным: сначала вся Австрия была германизирована, но в конце VI в. славяне, а затем авары оттеснили баваров до Линца; в IX в. германский язык вернул себе эту территорию, а после снова потерял в результате нападения венгров. Этими превратностями объясняется и отсутствие романских островков восточнее Эннса.
В Паннонии Romania исчезла очень быстро, без сомнения уже в конце IV в., при туманных обстоятельствах. Здесь ответственность лежала на гуннах и их союзниках. Германцы воспользовались этим во вторую очередь (гепиды и, главным образом, лангобарды), но не создали ничего долговечного. В конце концов славяне и мадьяры после многих перипетий заняли страну и точно клин вонзились между румынами, последним оплотом Romania на востоке, и германским миром.
В целом к востоку от Базеля германский язык добился гораздо больших успехов, чем к западу. Откуда взялось это различие? После разгрома limes на запад обрушилась только одна большая волна нашествий, которая быстро улеглась. На востоке же речь идет о нескольких волнах, сменявших и дополнявших друг друга в течение гораздо более долгого времени. На западе меровингская монархия, возникшая на романской почве, в значительной мере стала заступницей римской культуры (например, от аламаннов) и положила конец похождениям небольших групп искателей наживы. На востоке средоточием всех сил, способных поддержать римскую цивилизацию, всегда оказывалась Италия (Одоакр, Теодорих, Юстиниан): территория по другую сторону Альп для них была не более чем гласисом, не представляющим большого интереса.
Нашествия несут лишь очень косвенную ответственность за распад Romania на диалекты. Центробежные тенденции существовали и до падения Империи. Когда не стало единой администрации и образования, а правящий класс раскололся, они развились без помех. С III в. эпиграфика отражает растущую дифференциацию восточной Romania (Дакия, Мезия, Далмация, полуостровная Италия) от западной (Паннония, Норик, Верхняя Италия, Реция, Галлия плюс испано-африканское разнообразие). Помимо лексических заимствований, нашествия оказали прямое воздействие только на два момента: они превратили в очень самобытный мир латинскую культуру Балкан, полностью изолированную с VI в.; кроме того, перерубив прямой путь из Галлии в Ре-цию, аламанны весьма содействовали тому, чтобы обеспечить ретороманцам возможность автономного развития[158].
II. Сопротивление римского мира
Лишившись руководящего центра, римский мир (Romania) сопротивлялся очень по-разному, и зависело это от социального слоя. Этот мир раскололся, отказавшись от целых пластов своего былого престижа, но все же выжил и в значительной мере благодаря Церкви сохранил некоторое сознание своего единства и величия. Нашествия сотрясли его, но не уничтожили; после них римлянам часто удавалось снова занять господствующее положение.
Лучший способ изучить это сопротивление в той сильно иерархизированной среде, которую представляло собой общество поздней Римской империи, — это рассмотреть социальные классы отдельно. Главным примером нам послужит Галлия.
Во главе римского общества находилась политическая аристократия, включавшая порядка 3000 человек[159]. В это ordo senatoris (сословие сенаторов) входили семейства, чьи представители, хотя бы в единственном числе, достигали самых высоких постов в магистратуре Рима или Константинополя. Это была еще и денежная аристократия — вступление в должность магистрата сопровождалось невероятно дорогостоящими цирковыми представлениями, — обладавшая несметными земельными владениями, которые сколачивались на развалинах гражданских войн начиная с IV в. Наконец, это была аристократия культурная, и только она извлекла пользу из тех провинциальных школ, например в Бордо и Отене, которые покрыли неожиданной славой последние поколения империи.
Эта аристократия пользовалась непомерными привилегиями — военными, юридическими и налоговыми, — которые обеспечивали ей престиж, несопоставимый с оказываемыми ею услугами. На несколько блестящих офицеров приходилось большинство, ограничивавшееся господской жизнью в городе или сельской местности и предпочитавшее служить изящной словесности. Императорская власть одновременно опасалась аристократии, но и берегла ее. Церковь ей благоволила — из ее рядов вышло немало епископов, — но иногда отвлекала ее от деятельной жизни: сколько таких беглецов от мирской суеты приходится на одного святого Германа Оксеррского, предоставившего свои таланты в распоряжение защитников Британии!
Триумф варваров, отступление на второй план Рима и сената вовсе не прервали карьеры сенаторского сословия. В Галлии (где его судьба в основном изучена) оно просуществовало до VII, иногда даже до VIII в., сохранив свою социальную позицию и, благодаря интеллектуальному превосходству, частично вернув себе политическое влияние. В критические моменты это сословие часто стушевывалось, но как только восстанавливался порядок, снова вставало на ноги. Благодаря ему сохранились целые пласты античного права, административных норм и культуры.
156
Первый этап (разрушения римских структур) хорошо изучен в Норике благодаря житию святого Северина, написанному в 511 г. [N 15]. Оно содержит необычайно живой рассказ о событиях, произошедших между 453 и 488 гг.
157
Вопреки народной этимологии названия вроде Вальдштеттен, Валльштадт, Вальдзее, Валенхейм скрывают термин walah-, «welch», а каролингские тексты упоминают эти формы как vicus Romanisms, Walahsteti, Walchse, и пр. Попытка A. Janda. Die Barschalken [N 463] увидеть в полурабском классе barschalken, упоминаемом вплоть до XIII в., потомков порабощенного романского населения, похоже, провалилась.
158
По поводу этой проблемы, см. W. von Wartburg. Die Ausgliederung der romanischen Sprachraurne. Bern, 1950.