И очень вовремя: в 853 г. на Луаре появились викинги. Они оставались там три года, что в 856 г. вынудило Карла Лысого и Эриспоэ, хотя и довольно неохотно, заключить союз. В 857 г. он распался с убийством Эриспоэ. Его преемник Соломон в 863 г. возобновил его и, под предлогом того, что стал вассалом франкского короля, добился уступки ему западного Анжу; новое примирение в 867 г. принесло ему Котантен с примыкающими территориями. Возникает впечатление, что Карл Лысый без особых трудов взвалил на этого бретонского вождя, тем временем ставшего королем, неблагодарный труд защищать западную оконечность своего королевства (несколько документов доказывают, что бретонская администрация на деле прибрала к рукам Котантен и Авранш. В этом регионе и в западном Мене в антропонимии правящих классов следы бретонского эпизода сохранялись в изобилии до конца XII века). Бретонцы выполняли эту задачу энергично и действенно.
Бретонское величие продолжалось приблизительно одно поколение. Королевская власть не пережила Саломона, умершего в 874 г., но один из бретонских вождей, Алан, граф Ванна, при помощи Беренгария, графа Ренна, с заметным успехом сражался с викингами. Он даже добился передышки, почти никем не нарушившейся с 890 до своей смерти в 907 г., что позволило ему, преждевременно, приступить к восстановлению церквей (епископ Нанта Фульхерий (около 897–910 гг.) восстановил кафедральный собор и замок в своем епископальном городе: Chronique de Nantes (35; 73 и 78)). Но закрепление в 911 г. норманнов с Сены в Руане позволило наиболее агрессивным частям флота викингов перебраться и на Луару. Между 912 и 919 гг. Бретань пала от одного удара; ее вожди укрылись в Англии у короля Эдуарда Старшего, который на какое-то время взял на себя роль руководителя Запада в борьбе против скандинавов. Государство викингов в Нанте, находившееся в зачаточном состоянии, признанное в 921 г. графом Робертом, сыном Роберта Сильного, а затем, в 927 г., королем Раулем, просуществовало в течение нескольких лет; нам неизвестно, подчинялась ли этому государству остальная часть полуострова, или нет. В 937 г. внезапно вернулся, при поддержке короля Ательстана, Алан Кривобородый, один из вождей, бежавших в Уэссекс, и в трех битвах уничтожил владычество викингов в Бретани.
В борьбе против сарацинских пиратов франкские государства почти не могли сотрудничать с христианами Испании. Однако византийцы, прочно утвердившиеся в Кампании, Калабрии, на Сицилии и в Адриатике, и, к тому же, оснащенные превосходным флотом, смогли предложить им неоценимую помощь. К несчастью, на пути всего последующего сотрудничества возникли почти непреодолимых два препятствия: последствия императорской коронации в 800 г., никогда по-настоящему не принятой Константинополем79, и жесткий конфликт между латинской и греческой церковью. Впервые эта проблема была поставлена Востоком в ту эпоху, когда Запад почти не интересовался Средиземноморьем. Обмен посольствами между Феофилом и Людовиком Благочестивым в 839–842 гг. ни к чему не привел, несмотря на очевидное желание императора заключить союз против сарацин, и франки не прислали ему войск для освобождения Тарента. Затем Людовик II, после того как он долгое время действовал и терпел неудачи в одиночку, обратился к Василию I с настоятельной просьбой содействовать ему при отвоевании Бари путем предоставления флота; в Константинополе согласились, и в течение двух лет (869–871 гг.) были достигнуты реальные успехи, но скоро старые разногласия снова взяли верх, и вся выгода, в итоге, пришлась на долю Византии. Впоследствии, когда под угрозой оказывались значимые для них интересы, греки два или три раза оказывали помощь Западу в совместных операциях на локальном уровне: в Кампании во времена папы Иоанна VIII, около 880 г., но без заметного результата; в 916 г. — при уничтожении базы на р. Лири вместе с папой Иоанном X, франкскими и лангобардскими князьями; в 931 и 942 гг. — при захвате Фраксинета вместе с провансальцами.
Греки и латиняне также боролись за влияние над славянами; по преимуществу споры носили церковный характер, и двумя их основными аренами были Хорватия и Великая Моравия. Во времена папы Николая I и хана Бориса римские и византийские миссии соперничали в Болгарии. Однако, по правде говоря, в этом случае речь шла не об обороне. Цель, по крайней мере для Запада, состояла исключительно в распространении культуры. Чуть позже, перед лицом венгров, общих интересов греков и латинян уже не нашлось. Итак, каролингский мир боролся и погиб в одиночку, в значительной мере по своей собственной вине. Из соображений протокола он пренебрег предложениями Константинополя в тот момент, когда они, возможно, позволяли задушить сарацинскую угрозу в зародыше. Он не заручился союзом с англичанами, который позволил бы сделать то, что в более широком масштабе осуществил в Бретани Алан Кривобородый. В этом, безусловно, снова следует винить интеллектуальную ограниченность целых поколений эпигонов.