Разложение правящего класса в Галлии
Следует подчеркнуть, что перед лицом скандинавской угрозы правящие слои каролингского общества в большей степени, чем королевская власть, которую часто в этом обвиняют, демонстрировали постыдное несоответствие своим обязанностям. Все более частыми становились случаи оставления должностных постов и неоправданной паники. Вместо организации местного сопротивления привычным стало зрелище целых регионов, покинутых своими графами и епископами, которые оставляли без всякой защиты толпы населения и монастырское хозяйство. В крайнем случае они довольствовались тем, что предоставляли беженцам убежище.
Несостоятельность светской аристократии была развенчана многими ее современниками. Так, в 845 г. автор повествования о перенесении мощей св. Германа Парижского пишет: «Все военные вожди, которые жили в этой области, пораженные крайним ужасом, больше готовились к бегству, чем к сопротивлению».
В 863 г. Лотаръ II осадил норманнов на рейнском острове: «Лотаръ, приготовив свои корабли, хотел напасть на них, но его люди не согласились». Наконец, процитируем Эрентария: «Все обратились в бегство; редки те, кто говорит: „Остановитесь, остановитесь, сопротивляйтесь, сражайтесь за свою землю, своих детей и ваш народ“. И подобно тупоумным и развращенным из их числа они за выкуп получают то, что должны были бы защищать с оружием в руках». Эти заявления, немного риторические, обильно подтверждаются фактами. Невозможным оказалось найти защитников для укрепленных мостов Карла Лысого. С первого же десятилетия имели место характерные измены — например, со стороны Пипина Аквитанского88. Угрозы переметнуться на сторону норманнов раздавались по всякому поводу. Героизм тех, кто, подобно Роберту Сильному, сражались до конца, лишь подчеркивал эту общую вялость. В гражданских войнах высокопоставленных мирян пало больше, чем в войнах с норманнами.
У епископата были свои мученики, которых, что любопытно, церковь никогда не признавала святыми: Балтфрид из Байе, Эрманфрид из Бове и Иммо из Нуайона, убитые в 858–859 гг., Листа из Кутансе в 890 г., Мадальберт из Буржа в 910 г., наконец, Адалельм из Се, три года пробывший рабом в чужих странах. Но можно в рядах духовенства насчитать столько же случаев дезертирства, некоторые из которых вызвали настоящий скандал: епископ Фротарий Бордосский, под тем предлогом, что его город стал непригодным для жилья, перебрался в Пуатье, а в 876 г., вопреки протестам церковного собора в Понтьоне, — в Бурж; Актард Нантский, который, правда, имел дело еще и с бретонцами, в 868 г. покинул свою кафедру, не позаботившись о преемнике, на короткое время добился для себя содержания на доходы от Теруанской епархии, а в 871 г., наконец, поселился в Туре.
В результате значительная часть западной Галлии оказалась без графов и епископов. В Нормандии к пришествию Роллона, несомненно, только в Руане все еще сохранялось слабое подобие административной системы; долгое время на семь епархий приходилось только два епископа, в Руане и Кутансе (этот последний также укрылся в Руане); в Эвре, Лизье, Байе и Авранше после 872-го или 876 г. нет и следа каких-либо епископов. Все это происходит так, как будто территории, находящиеся за пределами знаменитого моста в Питре, или даже укреплений на Уазе, просто бросили вместо того, чтобы защищать их плечом к плечу. Если франкское королевство позволяло себе поступать таким образом, то что могло поделать маленькое бретонское государство? Нантская хроника разоблачает отступничество сыновей герцога Алана Великого, а наиболее способный из вождей, граф Поэра Матюэдуа, около 913 г. отплыл в Англию; в Ренне, Алете, Доле, Кемпере, Сен-Брие и Трегьере более или менее надолго прерываются епископальные списки.
Можно ли удивляться, что в таких условиях официальная Церковь, организация которой была заботой и гордостью великих императоров, рухнула? Монахам, не способным к обороне и подвергавшимся особой опасности из-за сокровищ, которые они хранили, оставалось лишь спасаться бегством. В течение двух поколений они заполняют все дороги, при малейшей тревоге бросаясь часто в противоположные стороны. Их одиссея занимает в хрониках многие и многие страницы, сдобренные более или менее наивными чудесами, так как еще более, нежели себя самих, беглецы стремились спасти мощи святых из своего монастыря. Мы не в состоянии проследить все эти скитания, прерываемые короткими возвращениями в родной монастырь, когда казалось, что затишье обещает быть продолжительным; но они дают наиболее совершенную картину общего смятения. Целью беглецов были, главным образом, два или три безопасных места: Овернь, где очутились вперемешку каноники из монастырей Сен-Мартен в Туре и Вертю, монахи из Сен-Мэксана, Сен-Ломер в Блуа, Шарру и Нуармутье, и даже люди, принесшие с собой тело одного епископа из Эвре; Бургундия, куда они прибывали отовсюду: из Тура и опять из Нуармутье, из Монтье-ан-Дер, из Сен-Мор-сюр-Луар, монастыря Сен-Виван в Пуату; и, самое любопытное, Фландрия, несмотря на ее прибрежное расположение, безусловно, благодаря тому, что сильная местная власть держала пиратов на расстоянии, по крайней мере начиная с 900 или 910 года. Монахи из монастыря Сен-Вандрий бежали сначала в Булонь-сюр-Мер, потом в Гент; а монахи из Жюмьежа — в Аспр, неподалеку от Лилля. Но когда не хватало времени, чтобы бежать так далеко, они укрывались в замке или соседнем городе, если его стены внушали им доверие.