Точно так же на счет норманнов можно отнести недвусмысленный прогресс в сельскохозяйственной сфере. По мнению одних, они внедрили во Франции представление о современной упряжи с хомутом на уровне лопаток, обеспечивающей более действенную тягу, и упряжке вереницей3. Другие полагают, что их грабежи стали причиной распространения более продвинутых методов обработки земли, особенно на территориях, нуждавшихся в восстановлении, например, трехпольного севооборота, который до того момента использовался, главным образом, в огромных монастырских владениях. На современном уровне наших познаний эти смелые гипотезы пока не поддаются проверке. Однако ясно, что в начале XII в. и, главное, в XIII в. Нормандия была одним из наиболее энергичных очагов сельскохозяйственного и технологического прогресса во Франции: там использовали лошадь как рабочее животное, ввели боронование, применяли удобрения, строили ветряные мельницы и пр. Разумеется, связь с приходом викингов лишь косвенная: Нормандия достигла этих разнообразных успехов, потому что была богаче и предприимчивее своих соседей.
Социальные аспекты
Роль нашествий IX в. и, особенно, норманнских завоеваний в истории городов Галлии была очень значительной. И дело не в том, что за пределами прибрежной зоны викингов нельзя упрекнуть за сколько-нибудь значительные и непоправимые разрушения. Но их вторжение отмечает собой перелом тенденции, которая с начала каролингской эпохи оказывала влияние на развитие городов. Тогда начались робкие попытки видоизменить облик выродившихся городов, оставшихся от Римской империи и меровингской эпохи. Епископы восстанавливали свои кафедры, а нередко и обширные монастыри, чтобы сделать возможным применение реформ, решение о которых было принято в 816 г. в Аахене97; стало быть, часть жизненной активности городского ядра должна была сместиться на периферию. Иногда они даже решались на некоторые общественно- полезные работы, как, например, реставрация акведуков в Маисе. Желая способствовать этой программе, короли с легкостью разрешали снос обнесенных стенами городов, чтобы употребить их развалины в качестве каменоломен, как это было, например, в Реймсе около 817–825 годов.
Ввиду норманнской угрозы эту политику пришлось резко свернуть. Начиная с 860-х гг., города вернулись в свои спешно восстановленные в соответствии с древнеримским планом стены. Все планы переустройства пришлось оставить. Но в IX в. население в массовом порядке переместилось в пригородные кварталы, обычно в бурги, создававшиеся вокруг какого-нибудь аббатства; бросить его на произвол судьбы было нельзя, но вернуть его в город было трудно, притом что Церковь сохраняла за собой земли, которые она там приобрела. Приблизительно в четверти случаев возводилась вторая стена, менее высокая и прочная, которая должна была защищать и сохранять эти монастырские кварталы. Множество городов, в том числе Тур, Лимож и Аррас, вышли из этого кризиса с любопытной двухчастной структурой Бург — (сите) Старый город.
Относительная эффективность городских стен, когда для них находились защитники, не помешала большинству городов, оказавшихся в поле деятельности викингов, сгорать один или несколько раз. Исчезли многие незащищенные монастырские бурги, некоторые из которых, кажется, были на грани превращения в города, как, например, Сен-Рикье в Понтье. Сохранившиеся предместья оградили себя крепостными стенами. Кладбища, вопреки романскому праву, переносились из предместий в укрепленные города, в приходские церкви или на прилегающие к ним территории. Очень часто соборный комплекс упрощался и вместо двух или трех храмов, обычных для франкской эпохи, в него теперь входил только один. Город XI–XII вв. почти настолько же отличался от города раннего Средневековья, как последний от древнеримского.
Несмотря на посредственность раскопок, относящихся к городам IX и X вв., во Франции изучение городской топографии сейчас под влиянием археолога Ж. Юбера находится на пути к обновлению за счет критического пересмотра текстов и сооружений. Становятся ясно видны этапы этой эволюции.