Первый спорный вопрос, возбуждающий страсти, несколько несоразмерные этой филологической дискуссии, касается этимологии национального имени русских. Это слово появляется только в 839 г.; трудно предположить, чтобы он использовался славянами до этого момента, а для скандинавов раннего средневековья (которые называли Русь «страной городов», «Gardariki») он так и остался чуждым. Впервые, кажется, он применялся не к славянам, а к варягам, обосновавшимся в Восточной Европе. Известный текст Константина Багрянородного, касающийся днепровских порогов, четко различает их «славянские» имена, каковыми они и являются в действительности, от их «русских» имен, шведских, по сути. А ведь оказывается, что практически тождественное слово еще и сегодня обозначает шведов на финском (Ruotsi) и эстонском (Roots!) языках, в то время как славяне Руси в них называются вендами (откуда финское Venaja, «Русь»). Похоже, все указывает на то, что первоначально финно-угорское население Северной Руси присвоило это название шведам, когда они появились на восточном берегу Балтийского моря. Это же имя последовало за варягами в их миграции на юг и в конце концов стало применяться к народу и государству, которое они возглавили, притом что те до этого совсем не имели собственного общего имени. Новое название было очень быстро принято киевским княжеством и его соседями.
По установлении этих фактов снова продолжилась дискуссия по поводу первичного источника этого имени Ruotsi. Его наиболее вероятная этимология скандинавская: это производное слово от древнескандинавского «rodhr», либо в прямом смысле («экспедиция кораблей на веслах», «подразделение морской армии»), либо в косвенном (от названия прибрежного региона Упланда в средней Швеции, «Roden» или «Roslagen», где набирали это войско).
Единственный факт, вызывающий некоторое удивление, — это чрезвычайная быстрота, с которой это название проделало путь от берегов Балтики до Черного моря. Первые этапы миграции не оставили надежных следов: Балтийское море, до того как Адам Бременский дал ему это обозначение, было известно древним славянам, в том числе Летописи Нестора, под названием Варяжского моря, а с Х в. Черное море арабские, русские и немецкие авторы стали единодушно называть Русским морем.
Второй спорный момент: важность и значение скандинавских археологических следов в России. В нескольких местах, большинство которых, к сожалению, было обследовано в донаучную эпоху, находятся огромные курганные захоронения, которые по их внешнему виду можно спутать со шведскими захоронениями той же эпохи, например, 3000 могил в Гнездово вблизи Смоленска. В них мы встречаем деревянные погребальные камеры, близкие к тем, которые известны в Швеции, и оружие определенно скандинавского типа. По этим признакам эти захоронения относятся к варягам. Однако русские археологи возражают, что для славян курган также был известной формой, что деревянные погребальные камеры привычны для тайги, и что славяне покупали скандинавское оружие: из числа 700 могил в Гнездово, исследованных не так давно, они только две отводят скандинавам. В данном случае эта реакция выглядит здравой и оправданной; во всех сферах своей экспансии викинги оставили лишь очень небольшое количество характерных захоронений. Но сколь бы мало их ни было, это все равно не меняет сути проблемы. Самое большее, что мы можем обнаружить, — то, что русские историки очень строги в отборе скандинавских критериев.
Третий момент, который равным образом состоит в ведении археологии: роль скандинавов в русских городах. Спор фокусируется вокруг двух северных населенных пунктов, превосходно раскопанных: Старой Ладоги и Великого Новгорода. Считается установленным, что население там было славянским или финским, но отнюдь не скандинавским: бревенчатые дома и улицы из брусчатки, местная керамика, предметы скандинавского импорта, — скорее, исключение, чем правило. С начала X в. в Гнездово и во всяком случае в XI в. в Новгороде бытовым письменным языком был славянский с кириллическим алфавитом; однако Старая Ладога подарила нам рунический текст IX в. и целый ряд скандинавских фибул IX и X веков. В общем, варяги не могли быть основателями этих городов. Тот факт, что они называли Русь «страной городов», предполагает, что по прибытии туда они были поражены обилием городов. Но в IX и X вв. они уже играли в них определенную экономическую роль, сравнимую с ролью заморских купцов в Москве в XVI и XVII веках.