С этих пор восточные провинции были открыты для разорения и грабежа, в которых сыграли свою роль и готы, и гунны, и подчиненные им племена, гонимые голодом. Все, что смог сделать Константинополь,— это уберечь себя от уничтожения.
Запад также был беззащитным перед лицом нападения. Но у нас нет возможности поинтересоваться подробностями этих атак. Достаточно сказать, что Империя полностью осознавала опасность, в которой она оказалась, и принимала все меры, какие могла, чтобы отвести в сторону натиск катившегося на нее вала и направить его воды в какое-то русло. Нельзя сказать, чтобы предпринимаемые усилия были совершенно безуспешными. Но за это пришлось заплатить полной варваризацией армии и передачей императорами всей исполнительной власти в руки варварских военачальников. В последовавшей сумятице — а это был не такой уж хаос, как иногда считают,— часто трудно определить направление государственной политики; но именно она кроется за этой борьбой за выживание. Некоторые провинции, побережья и города всегда считались достойными того, чтобы за них бороться, а другие — нет. Вероятно, западные императоры, чувствовавшие себя в безопасности за болотами Равенны, были марионетками. Но их веревочки заслуживали того, чтобы за них тянуть.
Величайшим варварским военачальником, оборонявшим Рим от своих собственных соплеменников, был вандал Стилихон. Быстро поднявшись по лестнице военной иерархии, он занял свое положение посредством женитьбы на племяннице императора Феодосия I, который, умирая, разделил Империю между двумя своими сыновьями. Стилихона он назначил опекуном младшего (Гонория), которому отходил Запад. Но десятилетие искусных военных операций против готов не смогли внушить римлянам любви к Стилихону. Он спасал Рим дважды (Аларих овладел им вскоре после его смерти), но тем не менее оставался излюбленной мишенью римских авторов, которые предпочитали видеть в нем человека, подкупленного врагом. Почему так случилось? По-видимому, отчасти из-за того, что он был готов помириться с готами, пытаясь вырвать из-под контроля Константинополя восточные области Иллирика, бывшие предметом усиленных домогательств. Еще отчасти потому, что повышенное внимание к событиям в Италии и на Балканах оставляло открытой для нападений Галлию. А также потому, что его оборонительная политика обернулась значительными расходами для класса сенаторов. Но самое главное потому, что для римлян, видимо, он знаменовал собой приход арианства. То, почему для западных ортодоксов отождествление готов и вандалов с этой формой христианства было таким естественным и таким пугающим, нуждается в некотором разъяснении; поскольку именно от этого, в очень большой степени, зависит история заселения Запада варварами.
Готы восприняли христианство из рук грека по имени Вульфила. Он проповедовал в их среде в течение семи лет (341—348 гг.), и, более того, перевел на их родной язык Священное Писание. Но он был арианином — то есть приверженцем ереси, приписываемой Арию, верившего в божественность Отца, но не Сына. В результате готы, как и их соседи вандалы, тоже стали арианами. Можно с легкостью снять вопрос о яростной оппозиции западных ортодоксов — твердых последователей Августиновой теологии — как о естественной реакции на вмешательство в свои дела сформировавшейся церкви, уже прошедшей через суровую борьбу за выживание. Как и у крупных римских землевладельцев, у Церкви было что терять, но она этого делать не собиралась. Об этом следует постоянно помнить. Но, с другой стороны, полнота учения о Троице является самым сердцем исторического христианства. Римлян и варваров разделяли и кровь, и язык, но эти пропасти были еще вполне преодолимы по сравнению с расхождением в вере.
Следовательно, Аларих был арианским правителем; и когда в 410 г. он в конце концов взял Рим, не стоило ожидать, что его сравнительно сдержанное поведение во граде св. Петра, могло вызвать чрезмерно положительную реакцию со стороны западных авторов. Он должен был разграбить Рим, и потому считалось, что он это сделал. Однако на самом деле он не мог испытывать особенного интереса к этому городу, коль скоро он пал, поскольку его люди отчаянно нуждались, скорее, в пище, нежели в добыче, а ее-то, как замечает св. Иероним, в Риме не было.
Где же можно было раздобыть пищу? Едва ли в Италии, где сельской продукции не хватало даже на то, чтобы прокормить более крупные города. Римское население снабжалось зерном и маслом из африканской провинции, а наместник Африки без колебаний прекратил поставки, услышав о том, что вестготы осадили Рим. Блокада была козырной картой в колоде императоров с тех пор, как они стали контролировать Африку и морские пути. Вестготы попытались добраться до Африки, всегдашней цели варваров, но потерпели неудачу. Поскольку путь через Балканы был прегражден следующей волной варваров, единственным возможным выходом оставалось отступление из Италии вдоль Средиземноморского побережья. И готы воспользовались им.