В течение пятого века Аквитания, Гасконь, Нарбонн, Прованс и большая часть Испании оказались под контролем готов. Следует ли нам расценивать это как запланированную экспансию?
Первое вторжение готов в Южную Галлию произошло в поисках пищи. Атаульф известил императора, что война должна начаться снова, потому что вопреки обещанию его народу не было поставлено зерно; голод вынудил его совершить еще одно перемещение, из Галлии в Испанию. Флот Империи установил надежный заслон и держал средиземноморские порты свободными от варваров столько, сколько это было в человеческих силах. Готы могли селиться на атлантическом побережье, если хотели, и могли квартировать на земельных участках внутри Аквитании; равным образом варварам в случае необходимости можно было предоставить Британию и северные провинции Империи; но крупные средиземноморские порты Галлии и Испании надо было удержать любой ценой. Именно по одному этому вопросу императоры Востока и Запада высказывались единодушно и были готовы к сотрудничеству. Из этого становится ясно, что огромные участки земли, населенные различными готскими племенами, привлекли их лишь по той причине, что те территории, которые оставались у них за спиной, никогда не были в состоянии избавить их от голода. Будучи отрезан от африканских поставок, римский Запад едва мог прокормить сам себя, что же говорить о вновь прибывших?
Вероятно, можно выделить два противоположных типа отношения римлян к кочующим не по своей воле готам. Первый тип отношения — это отношение к ним земельных собственников, вынужденных находиться в их среде, второй — это отношение чиновников, в чьи задачи входило задерживание готов на границах запретных зон.
Один из земельных собственников, жертва, лишенная своих владений, оставил подробный рассказ о своих треволнениях. На землях Павлина из Пеллы, галло-римского аристократа, вблизи Бордо поселились готы. Грабеж в сочетании с политическим просчетом лишил его всех его владений; тогда он бежал в Марсель, и там узнал, что значит жить в стесненных обстоятельствах. На его пути удача улыбнулась ему только один раз: «Незнакомый мне гот,— пишет он,— желая купить кое-какое мелкое имущество, которое некогда было моим, фактически прислал мне за него плату — конечно, не такую, которая хоть как-то отражала бы его истинную ценность,— но я, признаюсь, принял ее как дар свыше; поскольку она позволила мне как-то собрать обрывки моего растерзанного имущества и даже чуть-чуть убавить кривотолки, которые меня ранят». Павлин был, видимо, ортодоксальным христианином.
Что касается римских чиновников, то на Западе не было никого более влиятельного, нежели патриций Аэций, фактический правитель Италии и Галлии. Его задача заключалась в том, чтобы защитить Галлию от полного поглощения варварами; опасность грозила ей отовсюду. Со временем он сумел этого добиться путем стравливания вождя с вождем и племени с племенем. Однако создается впечатление, что его мотивом при этом не была та благородная лояльность по отношению к Империи, которая, по-видимому, была присуща его современникам. (Однажды он сознательно сдал варварам одну из провинций Империи.) Он был крупным землевладельцем, представителем династии, имевшей врагов при дворе, человеком, который ни при каких обстоятельствах не мог позволить себе оставаться беспристрастным; поэтому в каждом его решении тесно переплетались государственные и личные соображения. Он был тем, что в Средние века историки назвали бы феодальным магнатом высшего ранга, крупным приграничным землевладельцем, интересы которого простирались повсюду. Чтобы спасти Восточную Галлию от бургундов, Аэций призвал из Центральной Европы гуннов, где они в тот момент пребывали, зажатые между двумя Империями; и гунны успешно сократили численность бургундов до управляемых размеров, а то, как они это сделали, стало главной темой поэзии бардов. Кроме того, гунны были использованы против вестготов, воспользовавшихся занятостью римлян на севере, чтобы усилить свои позиции на юге. В Тулузе готы, осажденные гуннским войском под командованием римского военачальника, не только устояли, но поймали и казнили последнего. Это было в 439 году. Здесь нет никаких оснований полагать, что галло-римская аристократия признала готское владычество как fait accompli. Они были готовы продолжать борьбу и, что еще серьезнее, продолжать ее при помощи посредников, по сравнению с которыми готы показались бы невинными и хорошо воспитанными крестьянами. Вывод, с которым трудно поспорить, о том, что Аэций был заинтересован в основном в сохранении, причем любой ценой, земельных владений своей собственной семьи и своего сословия получает дальнейшее подтверждение в том, что он использовал гуннов и в Западной Галлии, куда они были призваны, чтобы подавить крупное восстание отчаявшихся крестьян и рабов[6]. Это восстание было очень серьезным событием, затронувшим всю Западную Галлию, его причины лежали в глубоком прошлом, будучи связаны с годами плохого управления, вымогательства и пренебрежения. Тем не менее когда буря разразилась, ответ Аэция свелся к обычным репрессиям, а инструментом его стали гунны.
6
Вероятно, именно к этому периоду относятся единичные поселения гуннов в Галлии, например, деревня Понт-Аббе около Квимпера в Бретани, население которой до сих пор сохраняет характерную для гуннов форму черепа, совершенно отличную от всех германских народов.