Но Кассиодор не просто примирил своих друзей с новыми варварами. Он принял активное участие в великом деле сохранения произведений античности для будущих поколений. Необходимо снова подчеркнуть, что римские аристократы этого времени ясно видели, что получили в свои руки крайне неоднородное наследие. Его неотъемлемыми частями были литература, право и религия, так же, как это было в дни св. Амвросия и Симмаха (семья которого по-прежнему вела активную деятельность в Риме). Язычество, естественно, уже не было политической силой, хотя и таилось еще во многих неожиданных уголках. Христианство подавило его. И теперь сенаторы стояли за полноту ортодоксальной традиции св. Августина, или по крайней мере такую ее часть, какую только они были в состоянии.усвоить, точно так же, как некогда они перед лицом имперской оппозиции ратовали за сохранение своих религиозных обрядов, считая их самой драгоценной частью своего наследия. Именно поэтому они взирали на папу как на представителя своей среды. Посему следовало ожидать, что люди, подобные Кассиодору и Боэцию, будут взирать на свою работу в интересах светской науки сквозь призму наследия ортодоксального христианства. Подобно Кассиодору, который, находясь на покое в Вивариуме, где он и его ученики придерживались устава на основе Правила св. Бенедикта, собрал у себя рукописи о римском праве и письма, и Боэцию, который, получив из Африки и Византии основной корпус сочинений Платона и Аристотеля, приступил к грандиозному (но незаконченному) делу их перевода на латынь, все были воодушевлены желанием сделать доступным для римского общества все наследие прошлого. В знаменитом тюремном диалоге Боэция «Об утешении философии» не найти и следа христианства; ученые уже достаточно потрудились, ища его. Но из-под этого же пера вышли и богословские трактаты «О Троице», «О католической вере» и «Против Евтихия». Кассиодор, которому Цицерон и св. Августин были почти одинаково дороги, разделил «Наставления», самый значительный из своих педагогических трудов на две части — богословские и светские письмена; и богословские были помещены первыми[8]. Во вступительных словах своего предисловия он выражает печаль по поводу того, что немало ученых готовы преподавать светские науки, в то время как лишь немногие преподают Священное писание. Это нужно исправить.
Откуда это ощущение неотложности? Из-за того, что остготы были арианами. Ничто, никакие компромиссы по несущественным вопросам, ни почтение по отношению к преемнику св. ап. Петра, не могло скрыть того основополагающего факта, который в конце концов стал камнем преткновения для государства Теодориха — как и любого другого арианского правителя. Арианство было общим врагом, который объединил папство и аристократию и сделал их лояльными подданными Византии. Процветание Италии под властью готов могло скрывать реальную опасность только до возникновения принципиальных проблем.
Кризис, как выяснилось, был делом рук Византии. Императору Юстину удалось прояснить некоторые догматические разногласия, которые отвращали его предшественников от Рима, а затем, в 523 г., издал закон, имевший силу и в Италии, который лишал язычников, иудеев и еретиков — под которыми он подразумевал ариан — права быть занятыми на государственной службе. Был ли этот закон направлен против Теодориха, неизвестно; но готы, конечно же, отреагировали так, как если бы это так и было, и последние годы жизни Теодориха были отмечены гонениями на ортодоксальных христиан. Боэций был лишь одной из его жертв. Важно не рассматривать этот внезапный поворот событий как непредвиденный. Взаимные преследования были привычными как для ортодоксов, так и для ариан, и существует множество свидетельств о трениях, возникавших между ними в Италии в течение всего периода остготского завоевания. В качестве примера можно привести ту ярость, с которой восприняли римляне разрушение готами ортодоксальной церкви у ворот Вероны, хотя не могло быть особых сомнений, что это было сделано с единственной целью обеспечить возможность достройки городских укреплений. Папа Иоанн I даже не пытался скрывать свою враждебность к арианам, и его смерть в готской тюрьме стала причиной его почитания как ортодоксального мученика. Теодориха," умершего вскоре после этого, сочли жертвой божественного правосудия.
Особенное несчастье Теодориха состояло в том, что у него не было сына, чтобы наследовать ему. Он был один из немногих варварских правителей, чьи успехи были столь велики, что он вполне мог бы стать основателем династии. Его дочь была замужем за вестготом, о котором в противном случае было бы ничего неизвестно, уникальность же его состояла в том, что в его венах действительно текла кровь Германариха. Но он умер прежде своего тестя, предоставив своей жене править готами, насколько она была в состоянии это делать. За этим не мог не последовать распад.
8
Они пользовались влиянием, но необязательно в качестве учебника. Во многих монашеских и епархиальных школах эта книга была, скорее, справочной, вроде «Этимологии» Исидора, и «Брака» Марциана Капеллы.