На Западе христианство пошло другим путем и встретилось с более жестоким врагом, поскольку Рим был исторической колыбелью классического язычества. На то, что современники вполне осознавали этот контраст, указывают некоторые памятные монеты, выпущенные по случаю открытия новой восточной столицы, Константинополя. На них мы видим бюсты персонифицированных Нового и Старого Рима. Новый Рим, женская фигура, держит на плече земной шар, уравновешенный Крестом Христовым. Древний Рим изображается в виде Волчицы с ее близнецами, над которыми нависает Пантеон языческого Рима. На некоторых монетах даже можно видеть пастухов, приближающихся к пещере близнецов, как будто наперекор пастухам Вифлеема.
Константин попытался превратить Древний Рим в престол нового имперского культа Христа, но проиграл. Запад был полон христиан, но только не Рим. Сенаторские семейства твердо стояли на своем и вытеснили его в Новый Рим, где он мог быть христианином сколько душе угодно. Политическим следствием этого стала окончательная изоляция Константина и его преемников от Рима — тенденция, уже получившая достаточное развитие за годы войны. В этот период Кельн, Сирмий, Милан и Антиохия нередко оказывались более удобными центрами, чем Рим; теперь к этому списку добавился Константинополь, древний Византии. Но в сфере религии победа сенаторов была еще более важной, поскольку она подчеркивала изоляцию Западной Европы не только от императоров, но, до некоторой степени, и от христианства имперского образца. Она открыла путь для более жесткого, но никак не нового влияния христианства Африки. И основным проводником этого влияния для латинского христианства должен был стать Рим, еще недавно столько же греческий, сколько и латинский город. Греческий перестал быть общим языком средиземноморского мира; не был им, если не считать образованных людей, и латинский.
И здесь мы встречаемся с самой значительной фигурой поздней античности, св. Августином, епископом Гиппонским и главой африканской церкви в начале пятого века. Он был детищем и приверженцем африканской или западно-христианской традиции. Несмотря на то, что Африка была сильно романизирована, это был мир, которому был чужд компромисс. Африканские христиане рано научились распознавать своих врагов, предавать проклятию еретиков и язычников и пожинать плоды мученичества, излюбленной пищи фанатизма. Они не щадили и не ждали пощады. И, что еще важнее для нашей темы, они видели то, чего иногда недоставало Константинополю: историческое значение Воплощения и Воскресения. Историческое понимание Нового Завета предполагало, что верующий получал покой после смерти, но не прежде нее. «Царство Мое не от мира сего».
Ни у св. Августина, ни у его африканских предшественников не было ни малейших сомнений по этому поводу: христианство не является государственной религией, а почитание императора (даже если он христианин) не заменяет прямого общения между Богом и человеком при посредничестве Христа. Пришествие Царствия будет следствием прекращения существующего в мире порядка. Далее, св. Августин обладал глубоким и возвышенным умом, и было бы удивительно, если бы он никогда не предавался размышлениям о теориях управления, функциях государства и роли личности в обществе. В конце концов он был сыном Рима. И, соответственно, мы находим рассеянные в его объемных произведениях мысли на эти темы. Действительно, можно выделить и сличить эти отрывки и назвать их автора первым политическим теоретиком новой эпохи. Его персону можно рассматривать как личность, осознанно создававшую средневековую церковную структуру.