Я пожал плечами.
– Почти не помню ее.
– Ну да, ну да, я знаю ту печальную историю. И все ж таки, Альбинос, для чего вы появились здесь? И каким образом остались целы и невредимы, когда бежали из ущелья?
Раздался стук в дверь, и комендант недовольно крикнул:
– Что там еще?
Я не оглядывался и не видел, кто появился в кабинете, но услышал кашель, а после – голос старшины Гордея.
– Комендант, тут… такое вот дело…
– Что, что, что? – Якуб вскочил, глаза блеснули, словно он почувствовал неладное. – Что там у вас?
– Евсея к лекарю снесли.
– Что? Почему к лекарю?
– Так он… – голос стал громче, старшина вошел в кабинет. – С лестницы упал, вот недавно… Башкой вниз, ну и…
– С лестницы? Что – «и»? Говори!
– Руку сломал в этом… в локтевом суставище. Прям так и хрустнуло там.
– Руку сломал?
– Ага, и еще трещина в черепухе.
Гордей встал справа от меня, я видел его краем глаза. Сзади донеслось сопение – там появились другие охранники.
– Жить будет?! – закричал комендант.
– Лекарь говорит – будет, но…
– Так почему он с лестницы упал?
– …Но может речи лишиться, онеметь то бишь, да и рукой теперь не очень-то…
– Почему упал, спрашиваю?!
– Так ведь… – Гордей удивленно повел головой в мою сторону. – Он что, не сказал? Евсей же Альбиноса бить стал, а тот Евсея и столкнул, вот когда мы его к вам вели, аккурат перед тем как в кабинет…
Лицо Якуба пошло пятнами. Мгновенно – лоб и щеки покрылись розовыми бляхами, на подбородке проступила мелкая сыпь.
– Он? Альбинос? Толкнул?! Убил сына?!! – тонким голосом заверещал Якуб. Рванув ящик стола, он выхватил нож – черный клинок из плавника катрана, рукоять украшена алмазными крошками.
Вот почему Якуб казался мне знакомым: Евсей, постоянно пританцовывая, повадками и речью копировал отца…
– Держите его! – комендант бросился в обход стола. – Держите! Сейчас… глаза ему! Глаз лишу, повешу потом! Держать крепко!!!
Я дернулся, но на плечи легли две пары сильных рук, а кто-то обхватил за пояс, прижав локти. Подскочил Якуб, и я что было сил пнул его в живот. Комендант упал на спину, взмахнув ножом. Старшина врезал мне кулаком в лицо, потом навалился на мои ноги, сдавил колени. Извиваясь, безуспешно пытаясь освободиться, я увидел над собой искаженное лицо коменданта. Одной рукой он схватил меня за волосы, прижав затылком к спинке стула, склонился, занеся черный нож. Клинок приблизился к правому глазу, и я зажмурился, хотя веко слишком ненадежная преграда для плавника катрана. Упершись подошвами в пол, я сильно оттолкнулся. Стул заскрипел, но вырваться не удалось.
– Вот так! – шипел комендант чуть ли не сладострастно. Нож кольнул веко. – Вот так, мразь херсонская…
Сзади донесся властный голос:
– Посадите в трюме, запрете… Что здесь происходит?
– Назад! – завизжал комендант, а потом раздался звук удара, шелест, крик, лязг…
Руки с моего тела исчезли – все разом. Я раскрыл глаза. Якуб лежал на боку возле стола, держась за грудь. Гордей стонал, стоя на коленях перед стулом. Рядом почти в такой же позе пребывал один из охранников, второй корчился у стены. Не вставая, я задрал ноги и стоптанными подошвами сандалий ударил охранника в лицо, опрокинул его навзничь.
– Прекратить!
Судя по звуку дыхания, позади меня находились несколько человек. Один обошел стул, и я увидел высокого крепкого старика со шрамом через все лицо, в походной одежде и черном тюрбане, украшенном золотой бляхой.
– Якуб, что ты делаешь? – спросил воевода Лонгин.
От него веяло силой и уверенностью. Позади воеводы стояли трое гетманов с берданками и короткими кривыми саблями на поясах, в черных шароварах и кольчугах из костяных пластин, скрепленных железными кольцами.
Якуб вскочил.
– Ты меня ударил, Лонгин, – прошипел он, придерживаясь за край стола. Коменданта качало, лицо его раскраснелось, как закатное солнце. – Ты… как ты посмел?! Я – глава Дома Гантаров! Я…
– У меня нет времени на разговоры, – перебил воевода и повернулся к своим людям: – Альбиноса на борт. Уходим.
Двое гетманов подхватили меня под мышки и подняли на ноги, третий, не опуская ружье, переводил взгляд с охранников на коменданта, а с того на Гордея. Якуб шагнул к нам, и гетман негромко предупредил:
– Прострелю башку.
Комендант обжег меня полным ненависти взглядом, и я, не сдержавшись, подмигнул ему, как недавно подмигивал в камере Евсею.
– Идем, – Лонгин первым зашагал к двери.
Сильные руки развернули меня, и стало видно, что все это время в комнате находился еще один человек – мальчик с бледным миловидным лицом, в длинном плаще и небольшой аккуратной чалме. Он посторонился, освобождая дверной проем, и гетманы повели меня к лестнице.