— Большак, ты чё, так перетрухнул на том водопаде? — Надо мной возникло морщинистое личико. — В обморок падаешь да орёшь, как баба напуганная.
Вскинув руку, я схватил карлика за тонкую шею, потянул на себя. В грудь упёрся ствол револьвера, но я отбил его и вышиб оружие из пухлых пальчиков. Сдавив запястье коротышки, чтоб не достал нож, спросил хрипло:
— Ты кто?
— Тот, кто тебе только что жизнь спас!
— Как звать?
— Чак я, Чак! Доставщик, грузы всякие вожу!
— А меня как звать?
— Чё?! — изумился он. — Совсем мозги в кашу, большак? Я откель знаю, если ты сам не знаешь?
Оттолкнув его, я сел — поясницу тут же прострелила боль и заныли ягодицы. Да что же это такое! Хоть одно целое место на моём теле осталось? Что со мной было, перед тем как я попал в ту лодку?!
Гондола «Каботажника» висела над верхушками деревьев, в проёме двери я видел канат, который тянулся от дирижабля к ближайшей кроне. Голоса снаружи становились всё громче.
— Меня дубинкой по башке приласкали, — пояснил я, с трудом вставая. — Или ещё что-то случилось. Не помню ничего. Ни имени, ни…
В затылке заломило, я сжал голову руками. Тёмная волна захлестнула меня, и опять во мраке проступила картина, но теперь другая: длинный бетонный коридор, озарённый тусклым бледно-жёлтым светом, мерцающим, страшным… По коридору идут двое, один — тот самый со склонённой к плечу головой и уродливым наростом на шее, а второго я не вижу, лишь тёмный силуэт. Они толкают перед собой нечто, на чём лежу я — по-прежнему пристёгнутый ремнями, способный лишь приподнять голову, чтобы окинуть взглядом своих мучителей. Эти двое — люди или мутанты? Тот, который с кривой шеей и наростом, похож на человека, а второго я не могу разглядеть толком…
Откуда-то издалека донеслись голоса:
— Влас, видел кочевников на Арке? Скоро они здесь будут.
— Видал, видал. Много их, не отобьёмся.
— Подсадите меня. Чак, взлетаем! Где брат?
— Да вот он, — пропищал карлик совсем близко.
— Он жив? Что с ним? Если ты его…
Голоса стихли, страшный бетонный коридор исчез, остались только мутные тёмные волны, накатывающие на рассудок. Потом они схлынули, и стало понятно, что я сижу под стенкой гондолы. Надо мной склонились коротко стриженная женщина с татуированным лицом и конопатый русоволосый детина. Молодой, широкоплечий, с бандитской рожей — свороченный набок нос, шрам под глазом, вверху слева не хватает зуба. Одет он был в мешковатые штаны из чёрного брезента и короткое грязно-серое пальто с накладными кожаными карманами. Слева под мышкой шов разошёлся, в дыре виднелась рубаха.
— Ты правда потерял память? — спросила татуированная.
Через дверной проём в гондолу один за другим залезали люди в чёрных кожаных куртках и штанах, в круглых шлемах с нарисованной на лбу жёлтой подковой. Омеговцы, вспомнил я. Они из Замка Омега — клана солдат-наёмников.
— Эй, солдатня, крайний створки задвигает! — донёсся из кабины голос Чака. — Лестницу, я грю, лестницу поднимите — и взлетаем быстро!
— Так ежели он ничего не… — начал Влас, тыча мне пальцем в грудь, но татуированная пихнула его локтем в бок, и здоровяк замолчал.
Она взяла меня за плечо, склонилась ниже, глядя в глаза, спросила:
— Как тебя зовут?
Я покачал головой, положил ладонь на шею и сглотнул.
— Дай ему воды, — велела женщина.
— Мира, да у меня только водяра во фляге, — ответил Влас.
Не оборачиваясь, она крикнула:
— Дайте кто-нибудь воды! Чак!
— Сами разбирайтесь! — донеслось из кабины. — Мне взлетать надо! Да закройте ж дверь! Канат отвязали от дерева?
Последний из забравшихся в гондолу солдат раздвинул створки-гармошки, и в салоне стало темнее. Пол качнулся: дирижабль начал взлетать. Мне в руки сунули фляжку, я сделал несколько глотков тепловатой воды с неприятным земляным привкусом, потом Влас по приказу Миры схватил меня под мышки и поставил на ноги.