Я спросил:
— Что за Редут, про который вы говорили?
— Домина это такой квадратный с башнями, им один из гетманских Домов владеет. Вообще в Инкерманском ущелье четыре Дома заправляют, и один, Гантаров, держит этот Редут. Он вроде пограничного у них, защищает ущелье с юга.
Голос из динамика смолк, теперь оттуда нёсся только шум помех. Серая башня была всё ближе, термоплан плавно поворачивал, чтобы пролететь мимо неё. Чак придвинулся ближе и зашептал:
— Эй, слышь, управила, а ты, стало быть, веришь им?
— Кому? — спросил я.
— Да этим… бабище татуированной и прихвостням ейным?
— В чём верю?
Мы оглянулись — все находящиеся в отсеке люди, включая Миру с Власом, стреляли из окон по нагоняющим кочевникам.
— Это тебе лучше знать, в чём. Короче, слышь: я б им и на ноготь не доверял бы! И на вот такой ноготёнок! — Чак сунул мне под нос грязный морщинистый палец с покусанным ногтем. — Ты лучше меня держись, я, если что…
— Думаешь, они с Власом врут, что я хозяин их города? Что Мира — моя сестра? Зачем?
— Я откуда знаю зачем? Я сам того управилу херсонского ни разу не видал, хотя таки да, славен он тем, что волоса белые у него. А ещё славен, — карлик подмигнул, — своим коварством и жестокостью. Великий интриган, инкерманских гетманов недавно так обхитрил… Чуть было не стравил друга с другом… Так, берегись! — Чак отпихнул меня, всунул голову в отсек и завопил: — Всем держаться! Крепко!
Мы плыли на высоте пятого этажа; дом-башня надвинулся, с него взлетели несколько крупных существ, похожих разом на птиц и летучих мышей, закружились над термопланом. Белуши, вспомнил я, этих крылатых мутафагов называют белушами.
Боковая часть ёмкости зацепила бетонный угол, раздался звук, будто чем-то шершавым с силой вели по железу. Всё вокруг задрожало, и я упёрся в стену, чтоб не упасть на содрогающийся пол. Совсем рядом потянулись квадратные проёмы, ведущие в сумрачные глубины постройки, полные всякой рухляди, остатков мебели, шевелящегося на сквозняке тряпья и завивающейся смерчами цементной пыли. Я мельком увидел существо в дверном проёме — вроде человек, но со слишком уж длинными тонкими руками и ногами. Высокое, тощее, с шестом в руке, оно привалилось плечом к стене, глядя на меня неестественно большими, выпуклыми, как у совы, глазами, и у ног его сидела, сложив крылья, белуша. Картина эта мелькнула — и сразу пропала, я даже заморгал, пытаясь понять, правда ли видел её.
— Не выдержит… не выдержит… — стонал Чак. — Чую, не выдержит… Раздави меня платформа, счас лопнет… А-а-а, выдержало!!!
«Каботажник» дёрнулся, когда оболочка перестала елозить по железу, кормовая часть сильно качнулась, за спиной кто-то упал — и дом-башня остался позади. Перед нами раскинулся пустырь, по которому между развалинами и котлованами извивалась земляная дорога.
И сразу очень хорошо стало слышно шипение вверху. Теперь оно звучало гораздо громче.
— Ща упадём, — заключил карлик и вскочил ногами на сиденье.
Он забрался на спинку, сдвинув крышку на потолке, сунул руку в отсек и рванул кривую рукоять. Что-то со скрежетом провернулось вверху, лязгнуло. Рукоять рывком ушла вниз, Чак повис на ней, болтая ногами.
Когда он спрыгнул обратно на сиденье, шипение ещё усилилось, и термоплан быстро пошёл вниз.
— Ты выпускаешь газ через клапан? — спросил я. — Зачем?
— За мной давай! — соскочив на пол, карлик бросился из кабины. — Там рычаг тугой, сам не перекину!
Мы поспешили через салон. Мира, повернувшись от окна с автоматом в руках, крикнула:
— Почему опускаемся?!
Отмахнувшись, Чак нырнул в задний отсек, сдвинул в сторону лежанку и открыл нишу, из которой торчал рычаг. От него три тонкие железные штанги наклонно уходили в пол. Над рычагом было незамеченное мною раньше окошко, прикрытое жестяной ставенкой. Карлик распахнул её.
Я склонился к окну. «Каботажник» летел совсем низко, кочевники нагоняли. Окно находилось в левой стенке, сбоку от него проносились, тяжело рокоча, лопасти винта.
— Что ты хочешь сделать? — спросил я, присев рядом с Чаком и схватившись за рычаг.
— Перекинуть привод на колёса… Там редуктор… — он поднатужился.
— Мы что, поедем?
— Ну! Я вверху крылья выпустил, отсек раскрыл, счас лебёдка баллон в него втягивает, пока газ выходит. Не томи, управила, навались, иначе я стану последним, кто видел твою глупую рожу!