Нелепость! Какая чушь! Просто вино даёт о себе знать.
Граф тоже перевел дух. И вновь протянул ей платок.
— Я так рад, что ваше настроение переменилось. Надеюсь, что грусть не вернется к вам с моим уходом. Мне пора, Варвара Фёдоровна, скоро ехать.
— Разумеется. Благодарю. Не смею задерживать… И прощайте навсегда, Лев Васильевич.
— Прощайте. Только не надейтесь, что я вас забуду.
Широко улыбнувшись, он поклонился ей и, развернувшись, быстро зашагал прочь.
Глава 4. Лепесток. За семь лет до колдовства
Аннушка никак не могла привыкнуть к своей новой кличке. В родной деревне её имя никогда не коверкали, а тут все кому не лень — Нюрка да Нюрка. Бывает, забудется, задумается и не сообразит сразу отозваться. Коли из друзей новых кто позвал, так ладно, а ежели старшая по дому окликнула — оплеухи не миновать. Но, сказать по совести, в новом хозяйстве жилось Анне не так уж и дурно. Случалось вправду и бранили её, но всё задело. Успевать-то нужно было в господских хоромах о-го-го сколько! А она, хоть и тяти с матушкой помощницей славной была, да для чужих людей нерасторопной совсем оказалась. Аня и сама это чувствовала, потому старалась изо всех сил. И старания её в конце концов подмечать стали.
— Вот, Нюрочка, сегодня ты умница. Всё успела, — даже Агриппина Ивановна, главная из дворовых людей, нет-нет да одарит ласковым словом.
По родной хате скучать времени совсем не было. Иной раз только перед сном всплакнет тихонечко, так, чтобы не понял никто, да жалеть не придумал. Не любила она, когда над глазами её мокрыми причитать начинали. Хуже ведь нет оного! И неудобно слабость свою показать, и жалко себя так сделается, что хоть сразу ведро для слёз готовь.
Спали в маленькой комнатушке вповалку. Баб вечером набивалось жуть сколько. Подкидывали девки на пол соломки свежей да тряпья и ложились кто где. Тепло, конечно, от тел людских становилось, но и неудобно — жуть: кто храпел, кто чесался, а кто и бранился во сне. А ещё и мышь могла пробежать под полом, муха над головой жужжать, клоп укусить. Да всего и не перечислишь! Вот и спасением получалось для Анны уработаться, чтобы после забыться без задних ног.
По итогу расторопную к труду девчонку приставили однажды помогать в домашнем театре. Исполнилось ей тогда уже тринадцать, и являла она собой угловатую недоросленку: худую гибкую веточку.
В то лето гостей к Степановым целый полк приехал, не иначе. Разряженные дамы ещё и горничных своих привезли, господа — лакеев. Отдыхающих столько напрудилось в доме, что казалось, не только места, но и воздуха на всех не хватит.
Кутерьма и шум стояли невообразимые. Барышни и барыни шуршали юбками, хихикали, прикрывая рот веерами, и строили кавалером глазки. А дворовые девки их носились, как угорелые, по поручениям всевозможным.
Как-то утром одна из дам предложила играть вечером в шарады — пантомимы. Аня совсем не поняла, что это за зверь такой, да и зачем ей было вникать в это. Барские забавы — не её ума дело. Однако одна молоденькая барыня с милой улыбкой и белокурыми кудряшками вокруг лба взяла её вдруг в оборот.
— Будешь изображать госпожу Шатуновскую. Твоя задача — показать манеры и привычки без слов так, чтобы остальные догадались, кого ты им играешь. Понимаешь меня?
Аня кивала, испуганно думая, что совсем не разумеет, чего это от неё требуют.
— Не волнуйся, я тебе всё покажу и расскажу. Смотри, Шатуновская вот так виляет бедрами, когда ходит. Ну-ка, повтори… Нет, сильнее виляй. Сильнее, я говорю. Да не бойся. Уже лучше. Хорошо. Такой походкой на сцену и выйдешь, поняла?
Аннушка опять закивала, краснея до ушей.
— А теперь слушай меня внимательно. Вчера Шатуновскую за столом икота разобрала. Многие это приметили, хоть она и скрыть свой конфуз пыталась. Поэтому тоже будешь икать. Нужно это, чтобы все сразу догадались, кого ты показываешь. Хорошо? Давай икни. Да не так! Громче! Ты не ешь что ли совсем? Громче, я говорю! Ещё раз. Наконец-то. А теперь держи веер. Прикройся им и засмейся, как дурочка. Потом можешь его уронить. Не забывай только всё время икать!
Репетиция разгорелась жаркая. Сперва ничего толкового не получалась, но потом, заметив, как барышня распыляется и злится, Аня страшно перепугалась. Начала нарочито пыжиться, кривляться, незаметно вошла во вкус и выдала-таки настоящую юмореску.
— Ура! Превосходно! Видишь, какая ты способная оказалась. Порадовала меня. Если всё сделаешь так же вечером на сцене, то после игры я тебя подарком одарю. Договорились?