На берегу, между двух стройных берёз была протянута жердь с привязанной к ней качелей. На длинной сидушке покачивалась, лицом к воде, дама в дорогом платье. Аня, только подойдя почти вплотную к ней, поняла — госпожа Шатуновская! Девочка даже ахнула. Совсем не ожидала увидеть её. До последнего думала, что идёт к барыне с кудряшками, которая сулила ей подарок.
— Привела? — спросила Шатуновская, не оборачиваясь к слугам.
— Привела, барыня. А как же! Стоит подле вас, — подтвердила её служанка. Шатуновская остановилась, спрыгнула наземь и подошла к девкам.
— Так значит, ты хорошо роль выучила. Ловко получается? Прошу, покажи ещё раз. Для меня.
— Я, — начала Аня и замялась, рассматривая траву у себя под ногами.
— Давай! Я жду.
Аня молчала.
— Что такое? Перед десятками глаз смогла, а перед единственным взором обмерла вся и язык проглотила? На меня смотри!
Повисла тягостная тишина. Наконец-то с трудом подняв голову, Аня заглянула в глаза барыни, в которых словно искры сверкали. Тёмный омут очей её так и бушевал! Такого взгляда Аня никогда не видела: столько злобы и… слов не выберешь описать оное. Аня словно начала уменьшаться, сжиматься вся пред страшной черной бездной. Зазвенела в мыслях старая присказка:
Господу Богу помолясь,
Божьей Матери поклонясь,
Святой водицею умоюсь,
От сглаза всякого отмоюсь.
Попятилась.
Может, ускользнуть удастся?
Не тут-то было! Оглушительный звон пощёчины лишил грудь воздуха. Пошатнулась, схватилась за щёку, ошарашенно уставилась на красивое лицо барыни, искажённое яростной ухмылкой.
— Я не винова…
Как гром после яркой вспышки молнии — новый удар. На этот раз Аня потеряла равновесие и грохнулась барыне в ноги. Боль сковала лицо. Как от ожога, заныли щёки.
— Вставай, — кожаная туфелька ткнулась ей в бок, и она медленно поднялась. — Играй, сказала. Я твой благодарный зритель, забыла?
Аня тихо плакала. Как она могла так ошибиться?
Умудрилась сравнить эту барыню с матушкой, а она просто ведьма, ведьма, ведьма!
— Молчать, — вдруг закричала Шатуновская, точь-в-точь мысли Аннушки прочитала. Перепугала резким окриком даже свою служанку, отчего та, охнув, зажала себе рот ладонью. — Ненавижу! Ненавижу всех!
Барыня упала вдруг на качели, уронила голову в колени и разрыдалась.
— Ноги делай, а то прибьёт и в озеро скинет, — шепнула служанка. И Аня, осознав, что это ей велят бежать, подобрала юбки, развернулась и опрокинулась назад, будучи схваченная за высокую свою причёску. Бумажные розочки разлетелись, упали в траву.
— Как посмела? Нет! Иди сюда!
Барыня так низко наклонилась к Ане, что обдала её кислым от вина дыханием.
— Кто? Кто научил тебя? Отвечай!
— Не разумею, барыня! Не виновата я, барыня!
— Отвечай, говорю.
Ладонь угрожающе повисла над левым ухом, а правой рукой Шатуновская всё сильнее сжимала растрепавшиеся локоны.
— Дай бог вам здоровья, барыня! Не знаю ничего, клянусь!
— Врёшь!
Сердце колотилось, разгоняя кровь, заполняя разум одной лишь молитвой: яркой, горячей и бессвязной:
Господи помоги! Не дай ей прибить меня здесь. Дай ей здоровья! Господи помоги. Матерь Божья, молю, спаси и сохрани!
— Отпусти её! Моя эта девка!
Неожиданный звонкий крик заставил воззриться всех в сторону холма, с которого чуть ли не кубарем летел вниз вихрь тëмно-зелёного шелка. Вихрь этот страшно ругался.
Шатуновская ухмыльнулась и немного разжала пальцы. Но когда Аня, воспользовавшись моментом, попыталась вырваться, снова усилила хватку, притянув к себе.
— Это никак Варвара Фёдоровна решила к нам присоединиться. Что же, оно и к лучшему. Значит, эта дрянь ваша?
— Моя и я сама её накажу, если нужным посчитаю. А пока велю, то есть прошу отпустить сие недоразумение.
Шатуновская на мгновенье замерла. Но потом отшвырнула от себя Аню, как мешок с картошкой, и нервно рассмеялась.
— Недоразумение. Как мило. Всего лишь маленькое недоразумение. А я так разнервничалась.
Варвара Фёдоровна неуверенно улыбнулась, а служанка захихикала, вторя своей барыне. Шатуновская шумно перевела дыхание.
— Вы, наверно, подумали, что я злая. Какая досада. Это ведь совсем не так. Правда, Глаша?
— Решительно не так, барыня.
— А ведь не зря говорят: не делай добра — не получишь зла. А я всё это никак не усвою. Но будет мне уроком.