Варя присела на корточки рядом так, что их глаза оказались на одном уровне. И просто сказала:
— Аннушка, я прощаю грех твой и прошу тебя: прости и ты грехи мои. Я говорила, что люблю, но не любила по-настоящему, потому что никогда не смотрела на тебя, как на равную.
— Пошто вы, барышня, молвите так? Какая я вам ровня-то. Разве можно нам держаться-то на равных?
— Возможно! Прошу, пусть для нас будет это возможно. Скажи, можем ли мы примириться?
— Я так рада буду, коли вы простите меня. Я себя никогда не прощу!
— Полно, — Варя часто дышала, голос её дрожал. — Я хочу отпустить обиды и начать с чистого листа, а ты? То есть, согласна?
— Я согласная, — Аня пыталась смотреть Варе в глаза, но получалось плохо. — А отчего вы назвали меня… я думала, мне снится. Но вы всё повторяете и повторяете… имя моё.
— Теперь буду звать тебя только Аней. Я раньше не понимала, как тяжело лишиться имени и дома. Это ужасно. А ведь ты ребёнком ещё была, когда с тобой судьба обошлась жестоко. Сейчас, оказавшись здесь, я многое осознала, Аннушка. Когда ты рассказала, что помогла зморе меня околдовать, я сперва злилась жутко. Мне не хотелось признаваться себе в том, что я тоже была не права. Но сейчас я разобралась: сама подтолкнула голубку мою на предательство.
— Я такой доброты великой не заслуживаю вовсе.
— Нет, обожди казниться!
Варя встала и заходила кругами по комнате. Аня хотела тоже встать, но Варя, увидев это, положила ей руки на плечи и усадила обратно на кровать. Вновь присела подле неё.
— Послушай, я не обещаю, что буду всегда хорошей. Я могу быть строгой. Могу вести себя глупо. Могу нагрубить. Но я больше не хочу быть такой с тобой. Точнее, я постараюсь. Мне нужен друг. Я…
— Мне тем паче. Только я и мечтать не смею, што мы подружиться сможем.
— Давай попробуем! И пусть мир катится к чёрту с его условностями и предрассудками. Давай попробуем!
— А давайте, барышня, попробуем, — уже чуть веселее сказала Аня. И Варя улыбнулась ей.
— Не ходи ночевать в девичью. Оставайся здесь. Хочешь, ложись на кровать. Она лучше, чем твой мешок. А я на него лягу.
— Остануся, токмо спати буду, где спала.
И Аня быстро пересела на тюфяк.
— Хорошо-хорошо! Главное, оставайся. Обещаю, завтра вечером у тебя уже будет новая постель! Я придумаю, как её раздобыть. А этот тюфяк вонючий выбросим.
— Вот тепереча я вас узнаю, — хихикнула Аня.
— Спокойной ночи, Анют, — шепнула ей Варя и, положив голову на подушку, мгновенно уснула.
На следующее утро Варя развернула бурную деятельность среди дворовых и выбила-таки для Ани новый тюфяк. Пришлось, правда, Гришке устроить взбучку и чуть ли не прижать его к стенке. Совсем идеальной у Вари пока ещё быть не получалось. Всё это она проделала, стараясь не попадаться графу на глаза. Понимала, что будет ужасно робеть в его присутствии! Но, кажется, Лев Васильевич тоже избегал её. И от осознания этого было почему-то грустно.
Наверняка, он сожалеет, что поцеловал меня. И хорошо, коли так! Глупостям нет больше места в моей голове.
К вечеру Варя и Аня закончили работу ещё над одной картиной. Варя, убрав на место кисти, поделилась своими планами приступить к реставрации изрезанного ножом полотна.
— На нём госпожа Шатуновская. Мне об этом Глаша сказала, — Нюра сложила руки на груди, внимательно рассматривая портрет.
— Послушай, а у Глаши не могло остаться какой-нибудь миниатюры её хозяйки? Мне бы здорово это пригодилось для работы! Тогда бы удалось воссоздать портретное сходство.
— Не знаю, барышня. Глашка сложная вообще-то. Она, когда трезвая, слово лишнее не скажет. А мне тогда много всего наболтала, потому что я её винцом угостила.
— Вот как? А откуда ты винцо раздобыла?
— Заметила, что Гришка деловой весь и до денёг падкий. Вот и дала ему копеечку. Авось, думаю, поможет. Он и помог: притащил втихаря бутылочку нам с Глашей. В доме ведь горячительное-то под запретом строгим. Марфа Прокофьевна, как коршун, следит за порядком. Поэтому из-под полы все дела делаются.
— Значит, вино нужно. Напоим Глашу, чтобы она нам про Шатуновскую рассказала и, если что, отдала её миниатюру?
— Ага. А иначе толку не будет.
— А ты молодец, Анют, что такое выяснила.
— Ой, не могу никак привыкнуть, што вы меня ласково именем моим зовёте, — зарделась Аня, — я для дела нашего старалася. Хотела про змору чего-нибудь разведать. Тока не удалось ничего, к жалости. К сажу… к сужу…