– Всегда так внимательно слушаешь, ничего не упускаешь. Когда я сама училась, точно так же сидела на уроках. Особенно на английском.
Варя раскладывает листы на парте.
– Смотри, я нашла задания посложнее, специально для тебя.
Щурюсь и киваю. Пахнет духами, тонкий цветочный аромат. Варя сидит так близко, что я различаю родинку на худой белой шее, прямо под ухом.
– Ты не думал поступать на педагога после школы? – спрашивает. – С твоей внимательностью тебя ждет успех.
В кабинете так тихо, что слышно, как смеются первоклашки на спортивной площадке за школой. На доске сегодняшнее число и тема урока, а чуть ниже – предложения на английском, кто-то забыл стереть их.
– Нет, – говорю. – Я подам документы в спортивное училище.
– Ах да! – Варя смеется. – И как я не подумала, ты же лучший спортсмен в школе.
Она наклоняется ближе, взгляд заинтересованно сползает с моих глаз на губы:
– Это правда, что твоя команда выиграла все соревнования, в которых участвовала?
Едва сдерживаюсь, чтобы не погладить ее по волосам.
– Да. Мы никогда не проигрывали.
– Уверена, это все благодаря тебе. Ты такой молодец.
Ее худая пятерня взъерошивает мои волосы, и по спине от шеи до копчика пробегает волна мурашек.
– Ну что, готов заниматься, спортсмен?
Варя тянется к листам формата А4, но я кладу свою ладонь на ее, чтобы остановить. Хватит английского.
– На самом деле, я хочу сказать кое-что.
Она смотрит вопросительно:
– Да, конечно.
Солнечный свет из окон заливает фиалки на подоконниках, ложится на парты и учительский стол с тетрадями. Все вокруг такое яркое – свет, небо, глаза Вари Симаковой, – что хочется зажмуриться. Я осторожно разворачиваю ее руку ладонью вверх и вкладываю заколку.
– Что это? – Она глядит то на меня, то на колибри. – Это мне?
– Да, – отвечаю. – Я решил, пора признаться. Глупо скрывать, к тому же, все и без того слишком очевидно, так ведь?
– Я не совсем понимаю...
– Наверное, мне и вам... То есть, мне и тебе уже можно стать чем-то большим, чем учительница и ученик, понимаешь? Ты мне сразу понравилась, так сильно, что не представляешь. Это же взаимно? Мы могли бы встречаться, в этом нет ничего такого. Если хочешь, будем скрывать ото всех, я могу притворяться обычным учеником.
Она застыла как восковая фигура и смотрит на меня не отрываясь, а я взахлеб продолжаю:
– Вот только скрывать глупо, все и так все видят. Это нормально, тут нечего стыдиться. Я думаю, это даже наоборот. Наоборот, в смысле, круто очень, понимаешь же? Мне друг сказал, что тут не может быть по-другому, а я... Я сначала просто не понял, и вот... Как бы...
Язык немеет по мере того, как опускаются тонкие Варины брови. Еще миг – и кукольное личико обретает напугано-растерянное выражение. Тишина в кабинете становится напряженной и хрупкой будто кусок хрусталя. Проходит бесконечная минута, а потом Варя негромко говорит:
– Я такая дурочка, подумать только. Надо было сразу догадаться, а я совсем о другом думала. Не то в голове было.
Она медленно переворачивает ладонь, и мы меняемся местами – теперь моя рука снизу, а Варина вкладывает в нее заколку.
– Прекрасно понимаю твои чувства, я же и сама не так давно была школьницей. Но ты придаешь им слишком большое значение. Нельзя полагаться на эмоции, когда тебе семнадцать лет, они чересчур сильные и чересчур быстро проходящие. Я тебе не смогу объяснить, ты сам поймешь это со временем, когда испытаешь на себе, поэтому просто послушай и поверь.
Теперь восковая фигура – я, будто даже кровь в венах остановила бег. Наверное, все не так просто, как я думал. Как говорил папа. Наверное, придется добиться расположения Вари. Сколько на это уйдет? Недели? Месяцы?
– Я просто проявляла доброжелательность. Ты хороший ученик, лучше других, вот я и выразила симпатию. Ты неправильно понял. Ты очень добрый и красивый парень, правда, но я... Я... – Она наклоняется и шепчет: – По правде, то, что я сейчас скажу, никто никогда не должен узнать, обещаешь?
Машинально, по привычке щурюсь и киваю, и она с неловкой улыбкой выдыхает:
– Мне не нравятся парни. Если бы нравились, я бы, может, ответила на твое предложение согласием. Но это невозможно.
Этот солнечный свет на партах и доске такой невыносимо яркий. Солнце вообще не должно светить сегодня. Никогда не должно светить.
– Мы можем быть просто друзьями, учителем и учеником, при этом друзьями. Я не буду отменять для тебя дополнительные. Просто сделаем вид, что не было такого разговора. Забудем, хорошо?