И тут крик…
– Не пропадем, братцы, Алеха с нами!
Смотрю – и глазам своим не верю. В катере сидит Михалыч собственной персоной. Увидел меня, руки расставил и полез обниматься. Следом за ним ко мне шагнул Малахов – тот самый, что пугал новобранцев тонущей «Аргунью». А третьим был новобранец, стоявший передо мной, – Белоногов Иван.
Бог ты мой! До чего же приятно видеть знакомые лица. Впервые с того самого момента, как «Аргунь» покинула Кронштадт, я был поистине счастлив и рад, что судьба посадила меня на этот катер.
Делать нечего, отвечаю как могу:
– А куда я от вас денусь?
– Ну тогда послужим царю и Отечеству. – Михалыч был в своем репертуаре.
Руднев переговорил с сигнальщиком и дал отмашку. Матросы вытравили канат, и катер, стуча паровым движком, отошел от причала.
Метрах в трехстах от берега нас качнуло на волне – мимо, в тумане, прошел малый крейсер, направляясь на выход из залива.
– «Варяг», дяденьки? – Новобранца просто распирало увидеть крейсер, о котором ходили легенды.
– Мелковат что-то. – Малахов приложил руку ко лбу, пытаясь прочитать надпись на борту.
– Это «Новик». Крейсер второго ранга, – сказал я, узнав его по надстройкам и типу орудийных башен.
– А «Варяг»? Какой он? – прилип ко мне новобранец, решив, что я единственный знаток на флоте.
– Увидишь! Сам поймешь, – улыбнулся я, глядя на наплывающую на нас махину с надписью на борту «Варягъ».
Руднев посмотрел на нас, улыбнулся и отошел в сторону. Из уже вскрытого конверта извлек письмо, доставленное фельдъегерем из канцелярии Старка полчаса назад. Развернул и, придерживая трепещущий на ветру лист бумаги, стал еще раз перечитывать предписание начальника эскадры.
Крейсер «Варяг»
Капитану 1 ранга Рудневу В. Ф.
Предписываю вверенному вам судну 16-го декабря в полдень сняться с якоря и с 12-узловой скоростью следовать в Чемульпо, где вам надлежит организовать надежную связь между Порт-Артуром и русским посланником в Сеуле, графом Павловым. Есть подозрения, что японцы умышленно задерживают наши телеграммы. Прошу вас по прибытии собрать сведения о деятельности Японии в отношении Кореи и опровергнуть или подтвердить слухи о намечающейся оккупации этого государства. Во время перехода в целях повышения боеготовности крейсера вам разрешается провести подготовительные стрельбы, но не более трех снарядов на орудие, по пятнадцать выстрелов на пулемет и сто тридцать выстрелов трехлинейными патронами. Стрельбы следует провести возле скалы Энкоунтер, что в двадцати двух милях от Порт-Артура.
Командующий Тихоокеанской эскадрой
P. S.
Таблица нормативов по расходу угля и боеприпасов прилагается.
Руднев был в ярости. Мало того что за каждую тонну перерасходованного угля штрафовали всю команду, так еще и экономили на боеприпасах. Чему может научиться комендор, делая по три выстрела в неделю, если 152–миллиметровое орудие главного калибра стреляет со скоростью шесть выстрелов в минуту? Как может научиться пулеметчик перехватывать торпеды, если ему разрешается делать только 15 выстрелов, и это при том, что скорострельность пулеметов – 600 выстрелов в минуту?
Осенью с «Варяга» списали большую группу старослужащих матросов, принимавших крейсер еще в Америке и приведших его в Порт-Артур. На смену им пришли новобранцы. Почти наполовину сменился состав комендоров, минеров и машинистов. Как сказал Рудневу контр-адмирал Ухтомский: «К ноябрю на эскадре списали более одной тысячи пятисот старослужащих, в том числе пятьсот специалистов». А это, как правило, унтер-офицеры, боцманы и кондукторы – те, от кого зависит порядок на корабле.
Показатели такой чехарды были налицо.
В ноябре, во время учений, когда на крейсере пробили дробь-тревогу, орудия были готовы к бою только через 21 минуту, а пластырь по водяной тревоге подвели за 9 минут.
Поэтому Руднев был мысленно благодарен отцу Алексея Муромцева за его письмо с просьбой пристроить сына. Кадрами, особенно такими как Муромцев, на флоте не разбрасываются. И то, что нерадивый офицер-распределитель, от которого зависит наполнение флота, хотел запереть Муромцева заряжающим, – это беда. Беда не только для флота – для всей России: от них в какой-то мере зависела судьба страны.
Глава 4
Петербург. Ноябрь 1903 г
Невысокий мужчина с характерным азиатским лицом стоял возле окна и наслаждался приходом зимы. На нем был темный изысканный костюм, белая сорочка и дорогие английские туфли модельного дома Church, завоевавшего в 1900 году в Мюнхене три золотые медали в номинации «Мужские штиблеты».