Поверить в то, что такой здоровенный облом, как Серега, по жизни ни хрена не умеет, Мышу было трудно, поэтому пацан на время от Духарева отступился, но продолжал размышлять, куда бы приспособить двухсаженного братца, чтобы хоть жрачку свою окупал. Не то чтобы Мышу было жаль кормить брата, но в его белобрысой головке как-то не укладывалось понятие безделья. Духарев тоже размышлял над тем, куда приложить мускулистые руки, но отыскать неквалифицированную работу было непросто. Пару раз Серега помог приезжим купцам перекидать мешки, но профессия грузчика здесь считалась неподобающей для свободного человека и оплачивалась довольно скудно. Свободному человеку полагалось пахать, ремесленничать, торговать или воевать. Ничего из этого списка популярных профессий Духареву не подходило. В ученики же его наверняка никто не взял бы. Хорош ученик – на голову выше мастера!
Основной доход Слады и Мыша проистекал от продажи всяческих лекарственных трав и кореньев, а также мелких лекарских услуг, оказываемых Сладой населению. Когда умер их отец, Торжок остался без настоящего лекаря. Был знахарь-коновал, лечивший равно людей и скотину, была бабка-повитуха. Зашить рану или вправить сустав, в принципе, мог любой Скольдов гридень. Серьезную медицинскую помощь – вроде лечения трахомы или грыжи – мог оказать какой-нибудь волох, жрец местного бога с тем же именем. Волохи время от времени навещали Торжок. Но в их отсутствие больного приходилось доставлять на Волохово капище, до которого пешком два дня идти.
К Сладе больные обращались не очень охотно. Во-первых, чужая. В Торжке родни нет. Во-вторых, девка. Была бы замужняя да рожалая, доверяли бы больше,– поведал Сереге Мыш.
– Только кто ж ее замуж возьмет, безродную? Была бы еще красива, тогда другое дело. А так… – Мыш разочарованно махнул рукой и еще энергичнее заработал ножом.
Духарев, который почти с восхищением наблюдал, как из липовой чурочки рождается ложка, только головой покачал, в очередной раз услышав о том, что Мыш считает сестру дурнушкой.
Клочок серой тряпки, флажком вьющийся на ветру, напомнил Духареву одну детскую забаву.
– Мыш, ты змея когда-нибудь пускал?
– Куда? – спросил Мыш.
– В воздух.
– Ах вот ты про какого! – пробормотал парнишка.– Ты, Серегей, это… Ну, мы, ясно, христиане, но про Горюныча лучше не болтай. Накличешь!
Духарев засмеялся:
– Не боись, пацан! Сейчас я тебе покажу.
Клок старой тряпки, шесть прутьев, конопляная бечевка. Стянуть, укрепить, выгнуть «спинку», чтоб лучше ловился ветер…
Мыш, не забывая стругать, с любопытством наблюдал.
Готово! В довершение Духарев угольком нарисовал на ткани круглый глаз, сильным движением метнул поделку вверх, дернул бечевку, и змей, трепыхнувшись пару раз, поймал ветер и начал уверенно карабкаться ввысь.
Мыш глядел с открытым ртом. Недоделанная ложка валялась на земле.
Серега свободной рукой хлопнул мальчишку по плечу:
– Держи!
Змей трепетал на ветру метрах в десяти. Духарев еще немножко стравил бечевку.
– Держи, говорю!
Мыш не очень уверенно перехватил поводок… И едва не упустил.
– Ой! – пискнул он.– Чуть не улетел!
– Не улетит,– успокоил Духарев.– Если отпустишь – он свалится.
Мыш дергал бечеву – змей наверху приплясывал, ныряя носом и снова поднимаясь. Мыш даже повизгивал от восторга.
– А как его обратно достать? – крикнул он.
– Сейчас,– Серега перехватил бечеву, выбрал ее, подхватил потерявшую опору игрушку.
– Серегей, слышь, а давай Чифане покажем? – с надеждой предложил Мыш.
– Давай покажем, почему бы и нет?
Глава одиннадцатая, в которой Серега Духарев снова выходит на местное татами
На рынке текла обычная рыночная жизнь. Серега уже знал, что большая часть продавцов и покупателей – не торжковские. Земледельцы из окрестных огнищ, отвоеванных у леса клочков земли, промысловики. Торговля шла вяло. Мыш ему уже объяснил, что главный торг бывает ранней весной, когда составляются караваны на юг, а речка Сулейка мало что не запружена свежесработанными челнами. Или осенью, после сбора урожая, когда всего много и возвращаются с заморскими товарами широкие купеческие лодьи. Хотя, говорил Мыш, лучшие купцы, те, что ходят «гостями» под княжьей рукой в дальние края, не ждут, когда вскроются реки, а тянутся через болотистые леса, зимниками, к югу, в Киев. Когда князь киевский пойдет торговать булгарам да ромеям собранную зимой дань, «гости» пристроятся к нему. А княжит нынче в Киеве Игорь, сказал Мыш. Но это не такой сильный князь, каким был князь Олег. И Скольд, торжковский наместник, так говорит, хотя по смерти Олега новому князю клятву давал. А Скольд – муж великий, потому что это с ним отец Мыша в Торжок пришел.