И в первый же день, немного передохнув, направил посланец стопы свои ко двору. Однако и подворье покинуть не успел, как понаехали люди императора и пояснили: есть в Царьграде свои законы на случай наезда иноземных гостей. Приятно удивились императорские люди, что посланнику не требуется толмач, он свободно говорит на греческом.
Сначала пришедшие переписали всех новоприбывших, причем, как узнал Эрик позднее, переписи подлежали лишь мужчины, женщин за людей в Константинополе не считали. После того как все купцы были переписаны, каждому из них определили месячное содержание, в которое входили вино, хлеб, мясо, рыба и овощи. Также прибывшие могли пользоваться местной баней, сколь душа пожелает.
Эрик же был занесен в отдельный список, где значились имена послов. Он отдавался потом во дворец, и там уже решалась очередность посещения ими императоров.
Наконец, пообещав вскоре прийти снова и сообщить Эрику о дне визита, люди императора ушли. Купцы тут же организовали буйное застолье, которое, совершенно очевидно, состояло не из продуктов, входящих в их ежедневное содержание. Глядя на ломящийся от разнообразной снеди стол, Эрик думал, что хитрец грек не зря так радовался приезду росичей. Если они хоть единожды за время своего пребывания в Константинополе заказывали такой стол, то в убытке хозяин постоялого двора не оставался.
Купцы звали Эрика присоединиться к их пирушке, но тот отказался, сославшись на то, что после морского пути еще не пришел в себя. На самом же деле Эрик был весьма равнодушен ко всем видам хмельных напитков без исключения, пил изредка и очень мало, а смотреть ему, трезвому, на раскрасневшиеся пьяные купеческие лица и вовсе не хотелось.
Отказавшись от угощения, Эрик понял, что делать ему нечего, и решил хотя бы осмотреть город. Благо, что день еще только начинался.
Выйдя из дверей постоялого двора, Эрик долго шел наугад, петляя по извилистым улочкам чужого города, пристально приглядываясь к нему, стараясь понять законы, по которым живут здешние обитатели, продумывая заодно те слова, которые он скажет при встрече императору, когда совершенно внезапно тихая улица вывела его к шумному, галдящему базару.
Чего только не было на этом базаре! Дивные вещи, и вещи, о которых Эрик и не слышал никогда, даже названия им не знал. Обрывки незнакомой речи – то протяжной и плавной, то быстрой и гортанной, похожей на вскрики какой-то необыкновенной птицы, – доносились до него со всех сторон.
Но Эрика мало интересовали товары. Гостинцев для матери и сестры можно будет накупить позже. Теперь же он просто гулял. Бурлил базар, а он шествовал среди пестрой толпы – чужеземец среди чужеземцев, никому не знакомый. И по нраву ему было его одиночество и неузнанность и шумное кипение незнаемой пока жизни вокруг.
Течение толпы вывело его к небольшой площади, где шла бойкая торговля рабами. Эрик нахмурился. Рабов брали в бою, или они передавались со своими детьми и внуками от сына к отцу, по ряду... Но никто не продавал их, как скот – во всяком случае, Эрик никогда этого не делал. И надеялся, что не придется этого делать впредь.
Он уже повернулся, чтобы уходить, но тут внимание привлекло действо, происходящее в стороне от площадки, на которой выставлялись рабы. Здоровенный мужик избивал худенькую маленькую девушку. Одного взгляда Эрику было достаточно для того, чтобы понять, что девушка, скорее всего, рабыня, а здоровый, исходящий звериной злобой мужик – ее хозяин.
Девушка не сопротивлялась, она только старалась прикрыться руками, но удары все равно достигали своей цели, что вызывало у бедняжки душераздирающие рыдания.
Эрик от души посочувствовал девушке. Но что он мог поделать? Чужая страна, чужой город, чужие нравы... Но ноги сами понесли его к мужику и девушке. Врезавшись в толпу как камень, выпущенный из пращи, он схватил торговца за ворот, во мгновение ока оторвал его от жертвы и ударил кулаком по лицу, что было сил.
И продолжал бить – жестоко, зверски, что хватало мощи, только и видя, как при каждом ударе вспыхивает на занесенной руке алая звездочка перстня-оберега...
Внезапно пришло отрезвление, руки разжались, и тело торговца, как кусок перекисшего теста, сползло на землю и распласталось возле его ног.
Что делать дальше, Эрик не знал. Судя по всему, лучшее, что он мог сделать, это быстро исчезнуть с этого места. Тогда, быть может, его не найдут и все утихнет само собой. Торговец поправится, снова начнет заниматься своим неблагодарным ремеслом, продаст, в конце концов, и эту неказистую костлявую невольницу...
Вот это-то Эрика и не устраивало больше всего. Он сам не знал, когда, собственно, пришел к выводу, что ему совсем не хочется оставлять девушку на поругание ее полуживому хозяину, поскольку времени на обдумывание этого вопроса у него, но так или иначе убегать он не стал. Так и остался стоять над поверженным врагом, скрестив руки на груди. Девушка-рабыня тем временем отползла в сторону. Плакать она перестала, и теперь на ее лице застыло выражение животного ужаса.
Да и как ей было не бояться? Поправится хозяин, и тогда ей уж точно несдобровать, хорошо, если не забьет до смерти. Если же не поправится, то судьба становится вообще неясной, но ожидать от нее можно только самого худшего. Скорее всего, девушка проклинала про себя незадачливого заступника. Не вмешайся он, ей бы досталось, конечно, потом хозяин продал бы ее, и, кто знает, быть может, новый хозяин был бы не так уж и плох.
Наконец на площади показались стражи, которые должны были следить за порядком на базаре, – дюжие ребята, вооруженные мечами и короткими кинжалами, более всего пригодными для метания. Они мгновенно окружили Эрика, готовые отразить любой его выпад. Но, видя, что он по-прежнему стоит не двигаясь, убрали мечи в ножны.
Нашлись добрые люди, растолковали стражам, что молодой посол от славян чуть не до смерти убил купца фряжского только за то, что тот учил уму-разуму свою рабыню, т. е. распоряжался своим же имуществом. Кончилось все тем, что Эрика отвели в суд. Усмехаясь и загадочно качая головой, шествовал Эрик по константинопольским улочкам в сопровождении двух стражников. Нечего сказать, отличился русский посол – первый день в Византии, а уж затеял драку!
Маленький, сухонький судья со скучающим видом выслушал дело молодого посла, почесал темя и задумался. С одной стороны, славянин, конечно, был виновен и должен был понести наказание, но с другой стороны – хлопотно и небезопасно связываться с послами. Лучше решить все миром.
В конце концов раздираемый сомнениями судья вынес приговор, который неминуемо привел бы в бешенство работорговца, если бы тот только был в состоянии присутствовать на суде. Судья постановил отпустить Эрика на свободу с тем, чтобы он возместил урон работорговцу, выплатив ему стоимость виновной во всем произошедшем рабыни. Саму же рабыню ее хозяину должен был наказать за то, что своими неуместными криками она ввела в заблуждение гостя из далекой страны и тем самым послужила причиной разыгравшейся трагедии.
Зачитав приговор, судья остался очень доволен собой, ведь в конечном итоге никто не оказался в проигрыше, если не считать глупую девку. Но кто обращает внимание на рабов и кто ценит их жизнь?
Эрику, однако же, приговор судьи вовсе не понравился. Он считал, что суд существует для того, чтобы наказывать виновных. На Руси иной раз виновный оставался безнаказанным, но суд хоть старался достичь справедливости. Здесь же о справедливости не могло идти и речи.
Нет, не этого ждал Эрик! Кабы судья засудил его, неизвестного никому приезжего, все бы было ясно! Но он отчего-то порешил иначе. И мзды в свою пользу не затребовал. Потянулась рука молодца к затылку, почесать его, как водится в непонятном деле... И увидел он перстень, который словно бы подмигнул ему – мелькнул в черном багровый огонек и пропал. Сколько ни пялился Эрик в матовую глубину камня, ничего больше не увидел.