Во-вторых, что версия ПВЛ и других наших источников о южнобалтийском происхождении варягов (варяжской руси) и их славяноязычии имеет, что свидетельствует в пользу ее исторической основы, параллели в других традициях, также уходящих древность. И прежде всего в западноевропейской историографической традиции, отраженной в первую очередь в прекрасно известных в XVI–XVII вв. в Западной Европе трудах немцев С. Мюнстера и С. Герберштейна, независимо друг от друга утверждавших в 1544 и 1549 гг. о выходе Рюрика и варягов из южнобалтийской Вагрии. Рюрик, пишет Мюнстер, приглашенный на княжение на Русь, был из народа, как он специально отмечает устойчивое двойное наименование этого народа, «вагров» или «варягов», главным городом которых являлся Любек: «…einer mit Namen Rureck auß den Folkern Wagrii oder Waregi genannt (deren Haupstatt war Lubeck)».
Посол Священной Римской империи германской нации Герберштейн, посещавший Россию в 1517 и 1526 гг. (в общей сложности он провел в пределах нашего Отечества 16 месяцев) и специально интересовавшийся варягами, также указывает, что их родиной была «область вандалов со знаменитым городом Вагрия», граничившая с Любеком и Голштинским герцогством (в германских источниках «вандалы» и «венеды» понимаются как «разные названия одного и того же этноса»[137]). И эти «вандалы, — завершает Герберштейн свою мысль, — не только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов (т. е. он также, как и Мюнстер, констатирует два имени одного и того же народа. — В.Ф.), а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком»[138].
Важно подчеркнуть, что достоверность информации о южнобалтийской родине варягов, растиражированной как многократными переизданиями сочинений Мюнстера и Герберштейна в крупнейших центрах Западной Европы (Вене, Венеции, Базеле, Антверпене, Праге, Франкфурте-на-Майне и др.), так и трудами других авторов XVІ-XVІІ вв. (в той или иной редакции ее тогда повторяли, например, поляк М. Стрыйковский, французы Ж. Маржерет, К. Дюре и Ф. Брие, немец А. Майерберг и др.), никто из западноевропейцев, за исключением шведских норманистов начала XVII — первой трети XVIII в., не ставил под сомнение, что говорит в пользу общеевропейской известности данного факта (о том же свидетельствует и такое уточнение Герберштейна, «что, как полагают, Балтийское море и получило название от этой Вагрии», т. е. Варяжское море, а под таким именем оно выступает и в русских летописях). Но убрать его из разговора о варягах пытаются, по понятной причине, современные норманисты. Так, М. Б. Свердлов, желая убедить в искусственном соединении Герберштейном вагров и варягов, считает, что к этому его подвели «не известия исторических источников, а логические доводы: созвучия племенного названия вагров и Варяжского моря, те же славянский язык, нравы и языческая религия»[139]. Л. С. Клейн же в присущей для себя безапелляционной манере просто говорит, что Мюнстер спутал вагров с варягами («вагры столь же чужды варягам, сколь верагры, вардулии, варины, валлоны, вандалы и многие другие ва-»)[140].
Противники норманской теории дают объяснения появлению у Герберштейна (а в нашей науке до 2008 г. речь вели исключительно только о его варягах-ваграх[141]) южнобалтийской версии происхождения русских варягов. Так, Н. В. Савельев-Ростиславич и В. Б. Вилинбахов полагали, что его вывод отразил сохранившееся в народной памяти представление о славянском происхождении варягов (последний вместе с тем подчеркивал, что Герберштейн опирался на какие-то известные ему летописные источники)[142]. Действительно, посол, родившись в Крайне — славянской области Австрии и с детства зная язык местных славян (словен)[143], мог узнать в России многое из того, что никогда бы не услышали в частной беседе с русскими или не прочитали бы в недошедших до нас памятниках другие западноевропейцы.
137
138
140
142
Славянский сборник… С. XXXVI;