Тиандеровское «открытие» сразу же получило почетное место в исторической науке и циркулирует в ней и в наши дни. Например, в работе мурманского историка и краеведа И. Ф. Ушакова читаем: «Видимо, в середине XII века жители Поморья — онежане и двиняне — во время плавания по Белому морю достигли побережья Кольского полуострова… К концу XII века русские поморы уже плавали вдоль северного побережья Кольского полуострова и доходили до Финмаркена… Русские называли норвежцев именем, которое дано было им в древности — норманнами (?северными людьми?) Сами норвежцы произносили слово норманн несколько иначе, а именно — нурман. В русском звучании самоназвание превратилось в мурмане (или урмане — так названы норвежцы в древнерусской летописи „Повесть временных лет“). Перечисляя жителей Крайнего Севера, монахи Соловецкого монастыря в XV в. писали: „Живущие… лопь, вдалее же каяне и мурмане…“. От мурман, несомненно, произошло и название северного побережья Кольского полуострова. Когда русские поморы, пройдя горло Белого моря, плыли на Запад, они говорили, что идут в „Мурманский конец“ или в „Мурманскую сторону“. Баренцево море называли Мурманским, так как путь по нему вел в страну мурман. Точно также и весь берег к западу от Святого Носа получил название „Мурманского“, хотя мурмане здесь никогда не жили»[926].
В этих рассуждениях, освященных временем и привычкой, многие концы не сходятся друг с другом, особенно, с позиций современных знаний о том, что древние русы освоили Русский Север в глубокой древности и задолго до миграций в эти края носителей финно-угорских языков. А германоязычные норвежцы вообще появились здесь в средневековье, причем это было отнюдь не раннее средневековье. Следовательно, вся топонимика этого края должна прежде всего анализироваться, исходя из древнерусского языка, а также исходя из здравой логики: если бы мурман было русским словом для обозначения норманнов или норвежцев, то с какой стати русское население стало бы называть свой дом именем соседа? Поэтому сделаем то, что до сих пор еще никто не предпринимал — проведем анализ слов мурмане и урмане на основе древнерусского языка и с привлечением архаичных пластов других индоевропейских языков.
Татищев дал очень толковое разъяснение слову мурмане: «Плиний же, хотя его на многих местех разуметь неможно, однако же сармат от скифов довольно различил, а в 13 главе сам неведением ошибся, Балтиское море Ледоватым и Северным окияном назвав, реку Парапамис, по сказанию Феле-мона, мню Двину, текусчую при Риге, и по ней народ скифами имянует; но толкуя о море Ледовитом, говорит на их языке маре марус, что значит мертвое. Оное речение есть сусчее сарматское и ни что иное, как море значит, а маурема значит поморие (выделено мной. — Л. Г.), или приморская, или многоводная земля, отчего доднесь поморие северное около Двины и Колы имянуют Мау-ремани и Мурмани, яко и град Муром, мнится, от множества болот или от народа, пришедшаго от моря, имя получил. И сие ко изъяснению древних географов»[927]. Мурмане как мауремани или как более древнее обозначение поморов звучит вполне логично. Ведь слово поморы, действительно, недавнего происхождения. Интересно, что слово поморы как особое имя для народа сохранилось только на Русском Севере.