Розыск ничего не давал. Смерды угрюмо молчали, смотрели исподлобья. На все вопросы о судьбе исчезнувших воинов отвечали: «Не знаем, не видели, уехал куда-нито...»
В одном поселье Переясвет услышал мимоходом оброненное смердами имя — Михолап, и понял: у словенской земли появился защитник. В памяти всплыла приземистая фигура воина с тяжёлым мечом в руках. Того, что приезжал в Аркону...
Пятисотенный поднял голову, взглянул на товарища. Тот сидел, машинально вертя в руках детскую игрушку.
— Пора, Аскольд, уходить тебе. На юг, — твёрдо и спокойно, как о деле давно обдуманном и решённом, сказал Переясвет.
— Почему пора?
— Весна. Потом поздно будет. Путь неблизкий и мало ведомый.
— Я не о том...
— Не удержаться тут. Жду беды...
— Ты тоже так думаешь, — вроде бы даже с облегчением вздохнул Аскольд. —Я уже давно жду. Словене по селищам мечи точат. Только Рюрик со Снеульвом ничего видеть не хотят...
— Рюрик, может, и видит. Но стар, не подняться А Снеульв... Ему всё равно...
— Думаешь, добром отпустит?
— Отпустит. Дружину он нынче собрал немалую. Не то что у тебя.
— Зато в моей нет ни кривичей, ни словен, ни веси.
— То и меня радует. Все пойдут с тобой?
— Пойдут. Меня не оставят.
— А она? — Переясвет кивнул в сторону словенки.
Аскольд нахмурил брови, помолчал и признался:
— Не знаю. Говорил с нею. К кривским, полянам готова, а в Византию не хочет...
— Меня и самого смущают греки. Не след тебе становиться наёмником... Хочешь, дам совет. Оставь её здесь, временно. Я присмотрю и помогу ей. Найдёшь, где осесть — пришлю. Даже в Византию... Ты ещё можешь вернуться...
— Я подумаю, — сдержанно пообещал Аскольд.
— Думать надо сегодня. Завтра пойдём к Рюрику.
— Я подумаю, — упрямо повторил Аскольд.
Отворилась дверь, челядинка внесла снедь.
Пробирался Михолап к избе Радомысла задворками, избегая людей. Пройти бы по улицам родного града как бывало — не прячась, широко развернув плечи, с гордо поднятой головой. Нельзя. Пока нельзя...
Тревоги и заботы минувших годов подсушили его тело, прибавили инея в бороде дружинника. И одет он в сермягу смерда, и привычный меч не оттягивает пояса, а всё же памятен Михолап Рюриковой дружине. Потому и опасаться приходится. С лесом свыкся, он ему избу заменяет. А в град тянет... Хотя в селищах нет желаннее его гостя — смерды при его появлении глядят веселей, своим считают в селищах. Всё так, но у них он гость. После того, как сожгли варяги Снеульва его поселье, нигде долго не живал. На ногах, в пути. Только в распутицу злую, когда ни человеку, ни лошади ходу нет, отсиживался в чьей-нибудь избе. Но в тягость хозяевам не был...
Вот и знакомое крыльцо. Стукнул в дверь любовно кованным кольцом. Из сеней послышались неторопливые тяжёлые шаги.
— Кто ломится, на ночь глядя? — прогудел за дверью знакомый голос.
— Отворяй, — откликнулся Михолап. — Старый знакомый ныне гостем к тебе. — И по торопливому сбрасыванию щеколды ощутил радость кузнеца.
В сенях они крепко обнялись, и так, не выпуская из рук друга, ввёл его Радомысл в, горницу.
— Погодь малость, огонь вздую, — дрогнувшим голосом сказал он. — Жену подниму, пусть вечерю соберёт...
— Не надобно, — отмахнулся Михолап, — не помру с голоду. Не пузо нагуливать пришёл...
— Знамо дело, не пузо. Но с дороги перекусить надобно, чай, ты ко мне не из гостей забрёл. — И начал собирать на стол немудрящую снедь, огорчаясь, что всё стылое.
Михолап ел плотно — ив самом деле почувствовал, что голоден.
— Чтой-то ты, друг, телом спал с последней нашей встречи, — с сожалением отметил кузнец. — Али не кормят тебя в селищах, али трудов невпроворот?
— А ты не ведаешь о трудах моих? — равнодушно сказал-спросил Михолап. — Вести, наверное, в град доходят...
— Наслышаны. Снеульв недавно лютовал. Огнём, кричал, пожгу, за каждого дружинника десятку словен головы с плеч скину...
— Это он из-за Михеевой пустоши лютовал? — с интересом спросил Михолап (Радомысл молча кивнул головой). — Погодь, завтра Рюрик взовьётся. Мы в Заборовье дружинку его малую посекли...
— Частые стычки на пользу ли? Озлобятся и разоренье великое учинить могут...
— Не учинят, — спокойно ответил Михолап. — Смерда разорит, сам с голоду подохнет.