He совсем верно утверждают, что Норманны, служившие у Русских князей, никогда в северных сагах не называются Вэрингами. В Гейдар Вига — саге, которая составляет продолжение Вига-Стировой, но по времени записания даже древнее ее и сохранилась в очень хорошей рукописи до нашего времени,[12] рассказывается о Вига-Барди, что он, изгнанный судом из своей родины, т. е. Исландии, после нескольких скитаний, прибыл с женою в Галогаланд (Halogaland), то есть, в северо-западную приморскую окраину Норвегии. Здесь он поссорился с женой и опять пустился путешествовать. «Он не /116/[190] оставил своего пути, пока не прибыл в Гардарики; и сделался там наемником, и был там с Вэрингами, и все Норманны высоко чтили его и вошли с ним в дружбу» (Islendinga Sogur II, 394: Kom í Gardaríki, ok gekk thar á mála ok var thar medh Vaeríngium, ok thótti öllum Nordhmonnum mikils um hann vert, ok höfdhu hann í kaerleikum medh ser).[13]
Ясное дело, что здесь идет речь о Русских Варягах, о Варягах, находящихся в Гардарике; напрасно, стало быть, помещают (Гопф и сам Конрад Маурер) Вига-Стира в число Византийских Варангов. Но если б это и было основательно, то и тогда прямое свидетельство Лаксдэльской саги не потеряет своего значения. События, рассказываемые Гейдар Вига — сагой, относятся к началу XI-го столетия; эпоха битвы, от которой произошло самое название саги, определяется летописными показаниями 1013 годом, а по другим сагам битва произошла в 1014 или даже в 1015 году.[14] Между сражением и судебным приговором, произнесенным против Вига-Барди, находится значительный промежуток времени, так что варяжская служба нашего героя падает к 1020 годам, а с точностью не может быть определена хронологически. По свидетельству ученых издателей подлинной саги, она кончается 1025 годом, а последнее событие, в ней рассказанное, есть именно смерть Барди, павшего в битве после трехлетней службы в Вэрингах.
Третья сага, упоминающая о Вэрингах, есть Ньялова сага (Niala или Nials-Saga). По Мюллеру и Росселету, она записана в первой половине XII века, и события, составляющие ее содержание, относятся к началу XI века и оканчиваются приблизительно 1017 годом. Нужно, однако, думать, что мы имеем сагу не в том виде, как она была первоначально записана, а переработке гораздо более позднего времени.[15] Здесь идет [191] речь о Норманне (Исландце) Колскегге: «Он отправился в Данию и поступил на службу к королю Дании Свену Двойнобородому (tjuguskegg, furcibarbus) и здесь пользовался большим /117/ почетом. В Дании Колскегг принял крещение, но не поселился там окончательно, а пошел на восток, в Московию (sic), и провел там одну зиму. Вскоре он отправился оттуда в Константинополь и начал там служить наемником. Последний слух, принесенныйонем, был тот, что он там соединился браком и, поставленный во главе стражей царства, остался там до последнего дня: и здесь упоминание о нем заключается». (Jam de Kolskeggo memorandum est — Daniam orientem versus profectum se regi Danorum Sveini furcibarbo commendasse… Moscoviam ad orientem versus petiit… mox inde Constantinopolim profectus ibi stipendia coepit facere. Novissima de illo fama tulerat, illic matrimonio junctum et custodibus regni praefectum, ad supremam diem permansisse: atque hic mentio ejus clauditur. — Historia Niali et filiorum latine reddita. Hafniae, 1809, p. 256 sq.).
Мы можем принять рассказ о Колскегге за вполне достоверный, предполагая, что в оригинале вместо Московии читалось Гардарика,[16] и что указание на последний слух о судьбе Колскегга принадлежит не иначе как современнику. Но на первый взгляд, очевидно, что таким образом известие о службе Колскегга среди Варангов (ибо они, конечно, разумеются под custodes regni) несколько выходит из рамки повествования, ограничиваемого 1017 годом, и будет относиться, по крайней мере, к двадцатым годам XI столетия.[17] [192]
В Hallfredhar-Saga мы читаем о Грисе Сэмингссоне (Griss Saemingsson): «Есть человек, называемый Грис, сын Сэминга, мой приятель и живет в Гейтаскарде в Длинной долине (Langadal); он был в Миклагарде и собрал там большие почести; он — богатый человек и у него много друзей» (Fornsögur изд. Vigfusson и Mobius, Leipzig 1860, стр. 88).
Грис Сэмингссон жил также в начале XI столетия, подобно Болле Боллесопу и Колскеггу; потому нет никакой нужды пускаться в хронологические соображения о том, не поступил ли он в Варанги ранее Боллесона.[18] Сверх того, в саге даже и не утверждается прямо, что он служил в наемной византийской дружине.
Что же касается Греттировой саги (Grettis-saga, Grettla по имени Скальда Греттира) и до Вэрингов, в ней упоминаемых, то здесь пока не время говорить о них. Торбиорн Онгул и его товарищи суть уже современники Гаральда Гардраде, в одно с ним время служат византийскому царю или царице: /118/ следовательно, они вступили в число Варангов позднее вышеозначенных Исландцев [19] В саге прямо сказано, что Онгул (Aungul) и Дромунд пришли в Миклагард тогда, когда уже был большой прилив туда северных людей, и именно при Михаиле Каталаке (то есть, Калафате). (См. Grettla-saga ved S. Magnussen, Kjobenh. 185 2. ‹Критический текст дал Boer 1900 (Altnord. Sagabibl. VII), гл. 86 p. 294 sq.› Cp. Müller-Lachmann I, 189).
После этого мы имеем полное право утверждать, что исландские саги не подтверждают предположение, высказанное г. [193] Гедеоновым и потом принятое другими. Первые Норманны, служащие в византийской гвардии и носящие имя Варягов, не были Варяги — Скандинавы, ушедшие в 980 году из Киева, а другие, отправившиеся туда позднее и нам известные поименно.[20]
Нельзя, однако, оставить без внимания следующего соображения, подсказываемого некоторыми выражениями в приведенных выше отрывках. Норманны, приходящие из Норвегии и Исландии, как будто отличаются от других Варягов или Варангов. Варяжская дружина, как на Руси, так и в Миклагарде существует ранее их, ранее Болле Боллесона и ранее Вига-Стира. И. Олафсон, вышеупомянутый переписчик и воссоздатель Вига-Стировой саги, отметил старинные выражения и обороты, в ней встречавшиеся. В его эксцерптах прямо замечено, что в подлинной саге Норманны часто отличались от Вэрингов (Saepius eru Nordhmenn distingueradir frá Vaeríngjum. Islendinga Sögur, II, 481).
Из кого же состояла варяжская дружина в Цареграде по вступлении в нее Норвежцев, и кто составлял варяжскую дружину на Руси помимо Норманнов?
Ответ на это может быть двоякий. Норманисты должны сказать, что и здесь и там это были Шведы, то есть, что когда исландская сага говорит о первом Норманне, вступившем в общество Варягов, и когда она отличает в русской варяжской дружине, как особую составную часть, Норманнов, то при этом под Норманнами она разумеет только Норвежцев, живущих на самом полуострове и в Исландии, [194] выключая отсюда Шведов. Шведы, следовательно, могли и ранее быть Варангами в Константинополе, точно так, как на Руси они были долго первыми и единственными Варягами. Мы думаем, что такое положение будет очень трудно доказать. Выражение «Нордманны, Nordhmenn» в сагах употребляется в двояком значении. В первом, обширном значении оно обнимает не только всех жителей Скандинавского полуострова, но /119/ также Датчан и, само собою, разумеется, Исландцев. Когда нужно, несомненно, и ясно отличить между Норманнами Норвежца, тогда в сагах употребляются выражения: Austraenn или Noregsmenn. Второе, более тесное значение слова Норманн, или, собственно, nordhmadhur, norraenn, действительно, исключает Датчан, Шведов и Готов, но оно исключает также и всех людей Норвежского племени, поселившихся вне Норвегии, то есть, между прочим, Исландцев [а означает одних жителей Норвегии]. [21] Ясно, что в этом втором значении слово Норманн не могли быть приложено к Болле Боллесону, родившемуся в Исландии и отправившемуся в Византию из Дании. Следовательно, выражение Норманны в Лаксдэльской саге мы должны принимать в широком значении. Болле был первый скандинавский Норманн, вступивший в варяжскую дружину. Притом с предполагаемым нами нормано-шведским толкованием мы все-таки недалеко уйдем в византийской истории варяжского военного корпуса. Все-таки останется несомненным, что этот корпус является в Константинополе очень поздно, на глазах вполне ясной истории, которая и отмечает Шведов в составе Варангов, как скоро они в нем оказались (Шведы упоминаются в числе Варангов, но только несколько позднее и на ряду с другими — в саге об Олафе Святом и о Гаральде). [22] [195]
12
12) ‹Сага возникла одновременно с Вигастировой, с которой составляла, вероятно, одно целое. См. выше, стр. 1181. В «хорошей рукописи», которую разумеет В. Г., т. е. в cod. holm. perg. 18,4°, сохранилась лишь часть саги. Ф. Б.›
13
13) Для перевода нужных нам мест в сагах, не переведенных на латинский язык, мы обращались к профессору А. Н. Веселовскому.
15
15) Müller-Lachmann, I, 43; Eosselet, p. 300. Сравни замечания Конрада Маурера в только что вышедшей книге (Island, p. 57–65, 66 иосамой саге р. 59): Manches deutet darauf bin, dass die Sage in der Gestalt, in welcher wir sie allein kennen, eine spätere Ueberarbeitung eines älteren Originalssei и т. д. ‹В том виде, в каком она до нас дошла, сага сочинена, вероятно, лишь во второй половине XIII-го в. Автор при этом слил две саги, первоначально самостоятельные, оГуннаре иоНьяле. Критическое издание: Islendinga Sögur III; текст также у V. Asmundarson-a, Reykjavik 1894. — Разбор саги см. у F. Jonsson, 1. с. II, 525 sqq., Mogk 1. с. p. 214 sq. Ф. Б.›
16
16) ‹Так действительно и читается в рукописях. См., напр., текст в Antiquites Russes II p. 246. Московия оказалась здесь лишь по неточности переводчика. Ф. Б.›
17
17) ‹Именно тот отрывок, которым здесь пользуется Β. Γ. (18-ая глава саги), без всякого сомнения — поздняя вставка и не принадлежит к составу древнего предания: Колскеггу снится сон, который истолковывается так, что ему предстоит сделаться «божьим рыцарем» (gudhs riddari). В виду этого хронологические выводы, построенные на этом отрывке, теряют всякую почву. Ф. Б.›
18
18) ‹Если верить хронологии самой саги (а нет никакого основания не верить ей), то пребывание Гриса в Константинополе должно относиться к более раннему времени. Разговор, отрывок которого приведен в тексте, происходил никак не позже 994-го года, так как лишь после него и после свадьбы Гриса и Кольфинны, которую любил Галльфред, последний уезжает в Норвегию, где застает еще в живых ярла Гакона, умершего в 995 г. Α в этом разговореопребывании Гриса в Миклагарде говорится, какособытии прошлом. Оно должно относиться поэтому к 985–993 годам. Ф. Б.›
19
19) ‹Прибытие в Константинополь как Торстейна Дромунда, так и Торбиорна Онгула определяется сагой 1032–1033 годами. Ф. Б.›
20
20) ‹Аргументация Василья Григорьевича, поскольку она основана на материале исландских саг, содержит в себе несколько недоразумений и в некоторых своих частях значительно устарела. Безусловно неверен исходный ее пункт, основанный на слишком большом доверии к рассказу Лаксдэльской саги: Болле Боллесон никоим образом не может считаться «первым норманном, вступившим в военную службу к византийскому императору», даже если мы припишем эпизодонем устному преданию (см. выше, стр. 1871). Утверждение саги об этом-либо сознательно тенденциозно, либо основано на недоразумении. Вследствие этого и общий вывод Василья Григорьевича, направленный против Гедеонова, теряет свою силу. Саги, знающие норманнов в Византии с 80-х годов X века, косвенно скорее подтверждают догадку Гедеонова. Прямых доказательств, однако, саги ни в том, ни в другом направлении не дают. Ф. Б.›
21
21) См. об этом в превосходной статье К. Маурера: «Ueber die Aus-drücke altnordische, altnorwegische und isländische Sprache», примечание 71 на стр. 705, в Abhandlungen der Bayer. Akademie der Wissensch. Philol. Classe, Bd. XI (1867 г.). Там приведено много примеров того и другого словоупотребления.