«Надо же, – подумал Духарев. – Где они такого ублюдка нашли?»
У Сереги запершило в горле. То ли от нежности, то ли от дедова зелья. Захотелось сгрести обоих, расцеловать Сладу, потискать Мыша… Захотелось спрыгнуть с ветки… туда. Только Серега не мог. Ног не чувствовал. И еще вертелась где-то на задворках сознания мыслишка, что туда прыгать – нельзя.
Слада закончила с крупой, щенок напрудил на пол, и его выгнали.
«Слада, Сладушка!» – мысленно позвал Серега. Он ужасно захотел, чтобы она повернулась, захотел заглянуть ей в глаза… И она повернулась к нему. Или он сам как-то ухитрился… Ее нежное лицо вдруг стало совсем близко, черные загнутые ресницы почти касались Серегиных бровей, он видел каждый волосок…
Но Слада-то его не видела.
Внутри Духарева что-то оборвалось… И Мыш со Сладой пропали. Вместо них появился завернутый в меха мужик примерно Серегиных лет, который лежал на спине, на какой-то деревянной решетке. Кожа у лежащего была очень бледная – до подбородка. От подбородка до переносицы – загорелая до черноты, а выше – снова бледная. Этого человека Духарев точно видел в первый раз в жизни. Мгновением позже лежащего заслонила чья-то спина, а еще через секунду хозяин этой спины обернулся… и встретился взглядом с Духаревым. В какой-то миг Сереге показалось, что этот человек тоже его видит. Наверное, так и было, потому что тот мотнул головой, словно отгоняя наваждение…
Серегина голова моталась из стороны в сторону, потому что Рёрех методично лупил его по морде: слева, справа, слева, справа…
– Х-хорош… – выдавил Духарев, и поднятая для очередной оплеухи ладонь замерла.
Серега лежал на песочке, варяг стоял над ним на коленях, и физиономия у него была, мягко говоря, озабоченная. Это у Рёреха, который даже из трясины вытаскивал Серегу в последний момент и с ехидной усмешечкой.
– Ты чего? – удивленно спросил Духарев.
Но тревога уже сошла с лица варяга.
– Выкарабкался, значит, – проворчал он обычным голосом. – Сядь, чего разлегся!
Серега сел и сразу почувствовал, как накатила слабость. И голова заболела.
– Видишь как? – спросил Рёрех.
– Мутно, – ответил Серега.
– В глазах не двоится? Тени видишь?
– А чего бы мне их не видеть? – удивился Духарев.
– Где видишь?
– Да вот! – Серега, крайне удивленный, показал на собственную тень на песке.
– Я про другие тени спрашиваю! – рявкнул варяг. – Видишь – нет?
Серега потер лоб. Соображалось плохо – башка буквально раскалывалась.
– Нет, – проговорил он. – Других теней не вижу, только обыкновенные.
– Ага, – сказано было таким тоном, что не понять: хорошо или плохо то, что Духарев не видит этих самых «других теней».
– В седле усидишь? – спросил Рёрех.
– А может, я тут останусь? – пробормотал Духарев.
Мысль о том, как отзовется на тряску его несчастная голова, не принесла радости. Оно, конечно, воин должен стойко переносить боль, но совсем не обязательно при этом быть мазохистом.
Вместо ответа варяг взял Серегу за бородку, запрокинул ему голову, заглянул в зрачки.
– Нет, – отрезал он. – Здесь не останешься.
Ухватил Духарева ладонью за затылок и вдавил железный палец Сереге в лоб. Чуть повыше бровей. Боль, только что бывшая просто нестерпимой, превысила всякие пределы – Серега не удержался, застонал. Но вырваться и не пытался. И правильно. Достигнув максимума, боль внезапно исчезла. Совсем. Обратилась в звенящую пустоту.
– Как ты это сделал? – восхитился Духарев. – Научи!
Варяг отрицательно покачал головой.
– Вставай и пошли, – сказал он. – Не знаю, как ты, репка-сурепка, а я проголодался.
Глава шестнадцатая
Туманные тропы предназначения
Этот же эксперимент они повторили еще два раза. Недель через шесть, на том же самом месте, но уже ночью, безлунной и безветренной. Серега сидел и глядел, а Рёрех стоял над ним, держа в руке факел. А третий, последний раз – уже зимой и опять там же, над омутом, но на сей раз Духареву пришлось изрядно потрудиться, чтобы прорубить лед, и сидел он уже не на ветке, а на толстом войлоке.