Медведь перестал есть обычную пищу, зато жрал траву, какую-то глину… в общем, малосъедобные вещи. Постился по-своему, по-медвежьи.
– Скоро заляжет, – определил Рёрех. И точно. Мишка еще несколько дней пошатался по лесу, помечая территорию, а потом забрался в берлогу под вывороченной старой березой и больше не объявлялся.
– Всегда тут спит, – заметил варяг.
– Зачем тогда мы его пасли? – осведомился Серега, который предпочел бы не за мишкой ходить, а лишний раз с мечом или копьем поработать.
– Надо – вот и пасли, – отрезал варяг. – Больше сюда не ходи. Пускай спит до времени.
За мишкой пошли после третьего снега. Точнее сказать, после зарядившего на целую неделю снегопада. Пошли на лыжах, коротких и широких, подбитых снизу остистым мехом. На голове у Духарева красовался шлем, похожий на строительную каску: формой и натянутыми изнутри кожаными ремешками. Правда, в отличие от каски, шлем был довольно тяжелый, да еще «украшенный» прицепленной к краям кольчужной бармицей. На плечах у Сереги, под курткой из лосиной шкуры, наличествовал пластинчатый панцирь. Вообще-то его полагалось надеть не под, а поверх куртки, но он и так еле налез. Вооружен был Духарев крепкой рогатиной с упором и узким топором на длинной рукояти. Серега предпочел бы меч, но Рёрех велел взять топор. Что ж, ему виднее. Сам варяг ничего, кроме лука, не взял.
– Может, добуду кого, – заметил он. – А мишка твой. Сам и завалишь.
Если бы Серега не знал точно, где медвежья берлога, так и не нашел бы. «Вентиляционная» дырка в снегу оказалась прикрыта молоденькой елочкой. Заметить слабый парок, выходящий из отверстия, было практически невозможно.
– И что теперь? – спросил Духарев.
– Палку подлинней сруби да пошуруй внутри, – сказал Рёрех. – Вот он и вылезет.
Серега послушно вырубил шест, сунул его в сугроб и принялся шуровать.
Из берлоги раздалось недовольное ворчание. Серега выпустил шест и поспешно схватил воткнутую в снег рогатину.
– Еще шебурши! – недовольно буркнул стоящий поодаль Рёрех. – Это он во сне бурчит.
Серега снова взялся за палку.
Рычание стало громче…
– Счас полезет! – крикнул варяг.
Когда его наставник сказал «полезет», Серега именно так себе это и представил: из сугроба медленно вылезает недовольный мишка. Представление это было правильно только в одном. Мишка действительно оказался недоволен. А точнее сказать: очень недоволен! Просто в бешенстве. И то, что произошло в следующий миг, меньше всего соответствовало ленивому слову «полезет».
Сугроб внезапно взорвался. Как будто гранату внизу рванули. И в этом снежном гейзере как-то сразу материализовался стоящий на задних лапах здоровенный медведь.
Мгновение назад его и в помине не было – и вот он уже здесь и летит на Серегу, размахивая лапищами. А лапищи эти машут уже над Серегиной головой. Удивительно, что Духарев успел отбросить шест и схватить рогатину. Но он успел – и дальше, на рефлексе, всадил ее в мохнатую мишкину тушу…
Тр-ресь! – рогатина с хрустом переломилась, Серега полетел в сторону, а мишка пронесся мимо, с шумом упал на четыре лапы, развернулся со скоростью фигуриста, снова встал на задние лапы и, ревя, попер на глупого человечишку.
Серега, однако, успел вскочить на ноги и даже высвободить из петли топор.
Первый удар он нанес мишке прямо в морду… И мишка смахнул этот удар небрежным движением лапы, а второй лапой треснул Духарева по голове. Серега успел присесть, и медвежьи когти, лязгнув, вскользь проехались по шлему. Духарев отпрыгнул вбок, пропуская зверя мимо, и, широко размахнувшись, двумя руками всадил топор в бурую свалявшуюся шерсть медвежьей спины. Он услышал громкий хруст и тут же – рев такой силы, что захотелось присесть и заткнуть уши руками. Но он этого не сделал, а выпустил рукоять безнадежно застрявшего топора и шарахнулся в сторону. Медведь на мгновение потерял его из виду, и этого мгновения хватило, чтобы Серега успел вынуть из чехла нож.
А зверь уже снова шел на него, прорываясь сквозь мягкий белый снег, обильно пачкая его кровью, но не проявляя ровно никаких признаков слабости.
Духарев отступал, сжимая в руке нож, но сама мысль о том, что эдакую махину можно остановить двадцатисантиметровым ножиком, казалась столь же забавной, как попытка детской лопаткой остановить самосвал.
Внезапно, сквозь медвежий рев, до Серегиного слуха донесся громкий шлепок – и он увидел, как шкура на мишкиной груди лопнула и из длинного меха сам собой вылез красный цветок.
Медведь рыкнул как-то по-особому, удивленно, повалился на бок, и Духарев увидел варяга, сжимающего лук с наложенной стрелой.