— Сколько тебе лет? — неожиданно поинтересовался Богумир.
— Тридцать восемь солнцеворотов видел.
— Молод, а умен, — в голосе старого волхва чувствовалось уважение, — мне уже за девяносто пошло. Ты верно мыслишь. И действуешь хоть и не по Прави, но с сердцем. Да только что дальше делать будешь? Как хочешь внутренние разборы остановить? Сам знаешь, не любят у нас старые обиды забывать.
— Ты волхв. Тебя Бог выше князей поставил, — улыбнулся Велибор, показывая рукой на небо.
— Поставить поставил, да не могу я людей заставить против законов рода идти. И Перун не велел обиды прощать.
— А ты не запрещай. Ты лучше князя и дружину на другое сподвигай. Пусть делом займутся. А кровные обиды хорошо вражеской кровью смывать, когда в одном строю на мертвобожников идешь. Кровь из ран смешивается, люди братьями становятся.
— Умно. Быть тебе со временем верховным волхвом. Согласен я князя нашего надоумить на саксов идти и дурман мертвобожников огнем выжечь.
— Князю подскажи, — расплылся в широкой улыбке Велибор, — а с мертворожденными подожди. Есть у меня одна задумка.
В этот момент на толстую ветку дуба, наклонившуюся над вратами храма, опустился филин и, громко гукнув, принялся чистить перья.
— Видишь, Отец Мудрости гонца прислал, — кивнул в сторону птицы Велибор.
Открывшееся волхвам зрелище на самом деле было необычным. Ночной охотник днем, посреди шумного, людного города — такое редко бывает. Подчиняясь внезапному импульсу, Велибор протянул руку. Филин бесшумно слетел с ветки и опустился прямо на плечо священника. Устроившись поудобнее и так, чтобы не поранить человека острыми, как бритва, когтями, птица довольно гукнула и прикрыла глаза.
— Точно, Велес тебя любит, знак дает, — прошептал Богумир и обычным тоном добавил: — Так что ты хочешь с отступниками делать?
— С теми, кто по робости и слабости крестился, ничего. Они сами к светлым Богам вернутся. Земля свое возьмет, и кровь забыть не даст. А у кого сердце каменное и души нет… — Волхв на минуту задумался и машинально провел ладонью по спине филина. Затем, повернувшись к старому волхву, с ехидцей в голосе добавил: — Они сами от Неба и Земли отреклись. Они сами себя рабами Распятого именуют. Почему русы не должны им верить?
Филин при этих словах открыл глаза и издал звук, напоминающий кошачье мяуканье. Пролетавшая над площадью ворона буквально шарахнулась в сторону и с истошным криком помчалась прочь.
Уже во второй половине дня Велибор направил свои стопы в храм Велеса. Святилище располагалось на обрывистом берегу Ельца, рядом со спуском на пристань и недалеко от торга. Самое место для бога, почитаемого купцами и мореходами. Спустившись по узкой улочке к реке, волхв первым делом заглянул на пристань. По дороге навстречу катили бочки, тащили кули и сундуки. Тек шумный людской поток. Большей частью это были торговые гости, но попадались и ольшинские, много путешествовавший и повидавший мир Велибор легко по одежде определял, из каких мест прибыл тот или иной иноземец.
С реки тянуло свежим, пропитанным запахами водорослей, рыбы, смолы и пряностей ветерком. Волхв, принюхавшись, быстро определил, что корицей и перцем несет со свейского шнеккара. Полуголые норманны дружно выгружали на пристань окованные железом лари, кожаные мешки и просмоленные бочки. Прибыли они, видимо, из Гамбурга или Бирки, славящихся своими торгами. Там можно было найти товар буквально со всех концов света, а то и, иногда так шептались, из иных мест, там, где и солнца-то нет. Тем более из дальних окраин приплыть они не могли, шнека — судно речное, легкое, морские переходы выдерживает плохо.
В конце концов, Велибору было все равно, откуда прибыли северяне, его внимание привлекли две ладьи, пришвартованные у третьего причала. Острый глаз велетского волхва еще с берегового обрыва углядел характерные красные щиты, сложенные на палубах, приметные прически и крашеные усы находившихся на судах людей, с головой выдававших в них руянских варягов.
— День добрый! Случаем, не с Руяна? — Велибор громко окликнул дремавшего на носу ближайшего судна человека с характерным оселедцем на бритой голове и с длинными, выкрашенными в синий цвет усами.
— И тебе добрый, святой отец! — при первых же звуках голоса воин вскочил на ноги и подошел к борту. — С Руяна мы, но не случайно.
— Вижу любимца Свентовида по волосам. Хозяин далеко? Поговорить надо.
— На торге, — не думая, отозвался руг и подозрительно добавил: — А что тебе надо-то, волхв?