На Санкост можно круглый год валяться на пляже. Море там неглубокое. Две трети океана мелководные — глубина не превышает семи метров. Рай для курортников и романтиков. Лагуны, бухты и совсем нет хищников. Хорошо, что это планета на нашей территории. Черт, я ведь хотел отдохнуть там в очередной! Жаль… Говорят, там потрясающее море: теплое, тихое…
Николай очнулся от своих грез.
— Чушь! Нет моря, ничего нет! Есть только этот поганый космос!
Боже, как хочется жить! Ничего не надо — просто жить… Ну зачем я?! Ну почему именно меня… Я ведь не самый плохой человек. Я же старался жить по совести. Господи! За что ты ненавидишь меня?! Я жить хочу! Я молод, у меня даже нет детей. Я последний в роду. Мне нельзя умирать… Не так… Почему меня не сбили? Почему я сам должен выпустить себе мозги?! Не хочу!
— Заткнись! — сам на себя заорал Николай. — Заткнись, трус! Тряпка! Умри как мужик! Хватит скулить!
Я воин! Я воин… Я сам вызвался на это. И я умру героем! Умру человеком…
Да, он вызвался сам. Его никто не неволил.
Капитан линкора «Ревущий» собрал их в зале совещаний и сказал:
— Товарищи офицеры…
Он помедлил, и тогда впервые Николай увидел, что капитан уже старый человек. Обычно подтянутый и бодрый, тогда он смотрелся уставшим, даже немного подавленным.
— Друзья, у меня плохие новости. Мы фактически в окружении. Против нас послан Четырнадцатый флот. Оставаться в этой системе мы более не можем. Командование решило перебросить нас в систему Коперник. Там нам предписано соединиться с нашим Двадцать девятым флотом.
Капитан замолчал. Внимательно посмотрев на пилотов, он продолжил:
— Для создания переходного портала необходимо выйти к планете А17123. Положение осложняется тем, что в этом районе разведчики обнаружили дозорную группу в составе одного легкого крейсера и малого разведывательного корабля. У нас мало энергии, а потому мы не можем использовать орудия главного калибра. Противокорабельных ракет тоже нет. К тому же мы не можем задерживаться дольше, чем необходимо для создания портала. В противном случае к месту боя будут моментально переброшены основные силы вражеского флота. Напомню, что приоритетной задачей четырнадцатого флота противника является уничтожение нашего корабля. Поэтому выход вижу в следующем: группа из трех тяжелых штурмовиков под прикрытием шести истребителей атакует крейсер и разведчик. «Ревущий» проходит в зону прыжка и создает портал. За тридцать секунд до прыжка штурмовики и истребители должны вернуться на корабль. Если кто-то не успеет…
Капитан не закончил. Он еще раз окинул взором зал и произнес:
— Нужны добровольцы. Двенадцать из вас. Я не могу и не хочу никого принуждать. Люди, которые пойдут на это задание, должны понимать, что если они не успеют, то останутся в этой системе навсегда. Спасательной экспедиции не будет. Подумайте об этом, прежде чем принять решение.
Добровольцы нашлись. Их было даже больше, чем требовалось. Среди тех, кто должен был идти на крейсер оказался и Николай. Что толкнуло его на это? Наверное, просто был уверен, что все пройдет по плану и он, играя на гране фола, выполнит задание и успеет вернуться на корабль до прыжка. А может, это просто была щенячья храбрость. Николай и сам не мог ответить на это.
Когда они уходили в док, их провожали все три эскадрильи. Перед тем, как надеть шлем, Николай обернулся, как это делал Гнев, и произнес заветное: «Если не вернусь — считайте погибшим».
Эта фраза была обязательным ритуалом пилотов «Ревущего». В ней не было никакой напыщенности. На самом деле она была продиктована здравым смыслом: если пилот считался пропавшим без вести, его семья не получала денежную компенсацию. Поэтому существовало негласное правило: пропавшие без вести оформляются как погибшие, а капитан неофициально сообщает их семьям о том, что они еще могут надеяться на чудо. Эту традицию на «Ревущий» принес Гнев, и она очень быстро прижилась.
Гнев. Николай даже не знал его имени. Только позывной — Гнев. Гнев не был приписан к линкору. На «Ревущий» он попал почти три месяца назад. Преследуя противника, Гнев слишком далеко оторвался от ударного крейсера, на котором служил. Тот не смог его ждать — ему самому было необходимо преследовать остатки вражеской эскадры. К тому же Гнев сжег все горючее и просто не мог вернуться на крейсер. Поэтому его подобрал «Ревущий», находившийся в этом районе.
Когда его изодранный в клочья истребитель подали в док, механики просто развели руками — они не могли поверить, что эта машина еще могла летать. Что до молодых пилотов, среди которых был и Перов, то они высыпали в док и с восхищением смотрели на черный МиГ, борт которого был покрыт россыпью звезд. Николай насчитал их почти две сотни. У него аж дух захватило! Он, конечно, слышал об асах, которые сбивали и по пять сотен за карьеру, но таких было совсем мало. К тому же это были просто статьи в Галактической сети, а тут перед ним замер еще не нагревшийся после открытого космоса истребитель настоящего аса.
Тогда Николай впервые увидел Гнева. Парень лет двадцати пяти в скафандре старой модели неторопливо шел к выходу из дока. Отмахнувшись от подбежавшего врача, он провел рукой по русым волосам и, усмехнувшись, спросил ближайшего механика:
— Ну что, машина летать будет?
Тот ему что-то ответил, но Николай не слышал, что именно. Он словно зачарованный смотрел на пилота, который уже три года воевал по всей освоенной человечеством части галактики. За три года пилот становился асом. Или его сбивали. Для Николая война еще была чем-то особенным. Чем-то связанным с героизмом, жаром схватки, вкусом победы. Но для Гнева это уже было просто рутиной. Говорили, что он получил боевое крещение в Битве трех флагов, вошедшей в историю, как битва за Проксиму. В той битве сошлись пять флотов. Сотни истребителей шли стенка на стенку. Система Проксима была ключом к Земле. Конечно, никто не стал бы атаковать родную планету человечества, но контроль над основными транспортными путями был необходим всем враждующим сторонам. Немногие выжили в той битве. Почти все корабли были уничтожены. Тогда Проксима досталась Второму флоту Земли, который просто прибыл на место и занял опустевшие позиции. За эту битву Гнев получил свой первый орден. Говорят, что посмертных награждений в тот раз было гораздо больше, чем награждений выживших.