Росту я маленького, я наверное уже об этом сообщила, а потому мое присутствие никакого эффекта на окружение не имеет, когда я выхожу в свет, и, не забудьте, дело происходит на Мэдисон, где почти всегда наличествует большое количество весьма заметных людей, шляющихся вверх и вниз по авеню и выглядящих важно. Так что несколько такси проезжают мимо, но наконец одно останавливается. Я открываю заднюю дверь рывком. Винс загоняет детей внутрь и залезает сам. Я заступаю внутрь одной ногой и сквозь отверстие в стеклопластиковом щите протягиваю шоферу две стадолларовые купюры и велю ему ждать три минуты. Мне нужно позвонить. Винс тут же вмешивается, сообщая всем, что у него есть с собой телефон. Я, типа, говорю ему – заткнись, Винс. Тут вдруг детки, сообразив, что у папы действительно есть телефон, требуют, чтобы папа дал его им поиграть, и начинают ныть, когда им отказывают. Я бегу к платному телефону на углу, надеясь, что он работает.
Он работает.
Ебаные телефонные карточки! Представляете? Ебаные недоучки, которые заведуют этим сервисом, их нужно стерилизовать, честное слово. Как бы ты не спешила – все равно нужно выслушать всю эту чушь, которую тебе говорит какое-то очень свойское сопрано, говорит непреклонно и долго; и от ярости, пока ты ждешь, можно написать в шелковые трусики, а она, блядь такая, не унимается, и благодарит тебя за то, что ты пользуешься услугами именно этой компании (очень медленно, очень отчетливо благодарит, растягивая каждый слог) и объясняет, каким количеством минут ты будешь располагать для данного разговора, если тебе захочется истратить все минуты на карточке – а потом не соединяет тебя с абонентом, и нужно начинать все сначала. Но наконец я пробиваюсь сквозь все это и меня соединяют с пригородной компанией такси у черта на рогах, и я им говорю, чтобы мне там приготовили машину прямо сейчас, пронто, и чтобы она меня там ждала с работающим мотором. Я прибуду через час, но она все равно должна там стоять начиная со следующей минуты, и чтобы мотор работал, и тогда я заплачу диспетчеру двести а таксисту триста.
Тут я соображаю, что нужно было сказать наоборот, но поздно. Диспетчер соглашается, но без особого энтузиазма. Я по голосу понимаю, что он не воспринимает меня всерьез. Ничего не поделаешь.
Я поворачиваюсь – и вот, началось, чего ожидали, то и случилось. Наличествует большой мускулистый из семейства веристов, в дешевом костюме, у Лексуса, а другой такой же из этого Лексуса выбирается, представляете себе. Они даже не понимают, насколько все их ужимки старомодны, даже по голливудским стандартам. Ну, так или иначе, я бегу к такси, залезаю на сидение рядом с шофером, и говорю ему, чтобы быстро очень ехал.
К счастью, шофер – молодой внимательный парень из Гарлема, любит профессиональный бокс. Он знает, кто такой Винс и он весь трепетен и хочет говорить, и переполнен до краев гарлемской дружелюбностью. Но времени нет, и я ему это говорю, и Винс подтверждает, а таксист сделает все, чтобы Винсу было приятно, так что нам повезло. Мог быть пакистанец или еще какой-нибудь, и ничего не понял бы.
Таксист вжимает акселератор в пол. Мы срываемся с места и втискиваемся в движение, и я смотрю назад, и Винс тоже, и мы оба видим как два вериста ныряют в свой Лексус и тоже пытаются втиснутся в движение, но подъезжает огромный грузовик с прицепом и перекрывает им путь. Я велю шоферу повернуть налево. Он поворачивает. Угадайте, что дальше. Нам опять везет! Мы с Винсом обмениваемся отчаянным взглядом, на светофоре Пятой Авеню включается красный свет, но шофер все равно на нее поворачивает, не останавливаясь, и, еще раз повезло – нет нигде копов.
Мы летим вниз по Пятой, а затем я заставляю шофера пересечь Парк, свернув на перемычку у Восемьдесят Пятой. В Парке я вздыхаю свободнее. Уффффф! Знаю, что шоферу полагается вознаграждение. Помогать тем, кто тебе помогает – добрый знак, и я даю ему еще две стадолларовые купюры. Лицо у него становится каменным. Вам нужно было это видеть. Ужасно забавно, хотя, конечно, мне теперь не до забав. Ну, я ему говорю – Вест-Сайд Шоссе до Моста Вашингтона, потом по Палисайдз в Спринг Валли. Винс желает обсуждать разные вещи, но я велю ему молчать пока что, и пусть он отвлечется, занявшись хоть раз в жизни воспитанием своего выводка. Это потому, что они, выводок, начали всерьез действовать мне на нервы, дурье паршивое, требуют к себе внимания и разглядывают меня подозрительно сквозь стеклопластиковый щит, и отводят глаза как только на них посмотришь. Теперь они требуют, чтобы им рассказали сказку, но Винс очевидно не знает никаких сказок и извиняется, говоря что он обычно читает им сказки, а книжки под рукой в данный момент нет. Я продолжаю поглядывать назад, и, поскольку нахожусь на переднем сидении, единственный способ все увидеть – повернуться, встать на колени, и посмотреть сквозь отверстие в стеклопластиковом экране – через которое деньги дают, или суют пистолет по прибытии к месту назначения, и чтобы это сделать, мне нужно придвинуться к шоферу, стоя на коленях, и вдруг я вижу, что он косится на мои утонченно очерченные ягодицы. Вроде бы никто за нами не гонится, поэтому я надменно смотрю на шофера и он отворачивается. Думаю, проскочим.