Я нажимаю кнопку звонка. Никакого эффекта. Тогда я просто стучу, и Сильвия открывает дверь и видит маленькую меня и большого Винса и детишек и пытается придать себе любезный вид. Я загоняю всю бригаду внутрь, и детишки моментально прилипают к портативному телевизору на кухне, а я веду Сильвию и Винса в гостиную на конференцию.
Позвольте объяснить, кто такая Сильвия.
Бедная дурища Сильв – лесбиянка и, да, у нас с ней был роман много лет назад. Мне было интересно, а она была влюблена. В меня. Так что, видите, в меня тоже можно влюбиться. Вполне. Сильвия старше меня лет на пятнадцать, полу-итальянка, полу-еврейка, или что-то в этом роде, этническая и колоритная, и выглядит, действует и одевается как бутч3. У нее богемные привычки, что хорошо, если вы имеете с ней дело. Родители ее купили ей этот дом с условием что она никогда не покажет свою похотливую морду в их очень респектабельном районе. Домашнего телефона у нее нет, а мобильники в данной местности работают плохо, башен мало. Она пытается рисовать в меру безумные абстрактные картины маслом. К несчастью для нее, спрос на эту мазню неуклонно падает с шестидесятых годов двадцатого века – из-за того, что очень многие поняли, что любой может такое рисовать, и чрезмерное предложение при падающем спросе снизило ценность уже намалеванного почти до нуля. Это Сильвию не волнует нисколько. Отец ее время от времени пополняет ее банковский счет. Дабы иметь дополнительные средства, она работает на разных работах, которые любят лесбиянки – на почте, или с детьми сидеть, пока родители на работе или развлекаются, и так далее. Также, она ведет клуб любителей поэзии в Гринич Вилледже, в кафе, раз в месяц – это, в общем, просто толпа недоразвитых нелепых чудиков, читающих напечатанные на мятых листках тексты. Напоминают комиков-любителей. Самая полезная черта характера Сильвии – она сделает все, о чем я попрошу, всегда, и я этим пользуюсь раз в год, или около того.
Она говорит, что все прекрасно поняла насчет детей, и начинает гордиться собой, какая она самоотверженная, пришедшая на помощь в трудную минуту, спасает перемазанных сластями хамоватых маленьких беглецов, защищает их от нашей ужасной цивилизации, которую держат в руках подонки из Республиканской Партии, до тех пор пока я ей не говорю, что дела наши могут затянуться на целую неделю, а то и две, а не остаток дня и одну ночь. Она тут же становится задумчива, но я говорю ей, что ни о чем никогда ее больше не попрошу, если такое у нее отношение. Некоторые лесбиянки удивительно легко поддаются манипулированию.
Глава шестая. Гейл откровенничает
Выбравшись из станции метро у Таймз Сквера, Лерой некоторое время искал магазин, продающий цветы. Приличные профессиональные цветочники не держат магазины вблизи Таймз Сквера, где большинство прохожих в рабочее время – абсурдно одетые туристы и менеджеры нижнего эшелона в дешевых костюмах. Наконец он нашел заведение, торгующее различной едой на вынос, от круассанов до сашими. Шеренга зеленых ведер из пластика возле магазина содержала несколько видов болезненно выглядящих букетов. Лерой купил одну красную розу. Нехорошо заставлять свою девушку таскаться целый день с букетом, не говоря уже о том, что, будучи знаком с категорией женщин, к которой принадлежала девушка, кою он вознамерился развлекать, Лерой был более или менее уверен, что она уже наделала покупок и руки у нее заняты – бумажные и полиэтиленовые мешки с эмблемами, которые так восхищают пригородных особей женского пола. А может и нет, думал Лерой. Может меня сегодня приятно удивят. Может у нее в руке только сумочка – и все. Или может просто надо ей в глаз дать. Вот – неплохая идея.
Поверхность газона Брайант Парка полностью покрывали возлежащие на ней томные клерки обоих полов. Мраморные скамейки по периметру все были заняты. Лерой осмотрелся и вскоре обнаружил Гейл, сидящую на одном из металлических зеленых стульев, которые предупредительно поставлял в парк муниципалитет, дабы посетители парка чувствовали себя удобно и были настроены дружелюбно. Гейл явно чувствовала себя неудобно, нервничала, и настроена была слегка враждебно.
Стоял мягкий, теплый весенний полдень. В своих телесного цвета колготках, черных туфлях без каблуков которые, несмотря на эмблему, весьма напоминали шлепанцы, в черной синтетической юбке, в блузке на размер больше чем нужно, и в живописной жилетке на два размера меньше, она показалась Лерою уныло провинциальной. Вся ее верхняя одежда была темного цвета, кроме алого жакета, переброшенного через руку. По сведениям Лероя ей был сорок один год. Выглядела она поношенно, старше своего возраста. Редкие темные волосы, угловатое лицо, круглые темные глаза, тонкая стареющая шея со складками вокруг щитовидной железы, отвисшая грудь, талии нет, широкие плечи, широкие отвислые ягодицы. Ноги, правда, оказались стройные и гладкие, а колени опаловые и скульптурные – лучшая ее часть, решил Лерой. Ступни, тем не менее, слишком большие даже для женщины ее роста – пять футов и десять дюймов, если на глаз4. Можно было предположить, что торс ее продолжал расти после того, как ступни остановились, а затем природа, осознав ошибку и делая несуразную попытку ее исправить, велела ступням расти быстрее, чтобы соответствовать торсу – и переборщила.