– А можно сойти вниз, к Клиши, и поймать такси там, – сказал он.
– А там есть?
– Конечно.
Она согласилась. План был хорош. Они вернулись к главному скверу, пересекли его, и начали спускаться по уклонной улице.
– Ноги болят дико, – объявила она.
– Все магазины обуви сейчас закрыты. Завтра купим вам кроссовки. Хотите, я вас понесу?
– Нет, спасибо. Подождите-ка.
Остановившись и чуть согнувшись, она сняла туфли. Холодная брусчатка обласкала ступни – но это было временное утешение. Они снова оказались в сквере перед отелем.
– Давайте здесь поспим, – сказала она почти умоляюще.
– Ладно, – согласился он.
Они вошли в вестибюль. Портье посмотрел на них сонно. Гвен объяснила, что им нужна комната и протянула кредитку. Портье, исполнявший ночью также обязанности клерка, пропустил кредитку через машину, и машина отказалась принимать транзакцию.
– Не может быть, – сказала Гвен. – Попытайтесь еще раз.
– Дайте ему другую кредитку, – сказал Лерой.
– Хорошо, – сказала она покорно.
Те же результаты.
– Что-то не так с машиной, – предположила Гвен, нервничая.
– Боюсь, что все так, – сказал Лерой.
– Что вы имеете в виду?
– Вы знаете.
– Но не могут же мне взять и закрыть мне кредит, вот просто так!
– Что им помешает?
– Это противозаконно. Все мои кредитки – на мое собственное имя.
– А когда вы последний раз оплатили счет сами?
– Я … Не знаю. В прошлом месяце.
– Нет. Вы лично. Когда вы последний раз занимались этим лично?
Она яростно на него посмотрела.
– Спросите у него, возьмет ли он зеленые, – сказал Лерой, вытаскивая бумажник.
Клерк объяснил, что не возьмет.
– Скажите ему, что он идиот, – сказал Лерой. – Скажите ему, что доллары – тоже самое, что золото. Скажите ему, что мы оккупируем Францию, как только закончим с Ближним Востоком. Ебаные лягушатники.
Клерк, кажется, что-то понял и разразился гневной тирадой, которую заключил английским словом «сожалею», произнесенным с гротескным акцентом.
– Ничего не поделаешь, – сказал Лерой. – Если, конечно, у вас не остались евро.
– Двадцать или тридцать не хватает.
– Тогда пойдем отсюда.
– Значит, – растерянно сказала Гвен, – мы не можем здесь остаться ночевать?
Лерой уставился на нее. Мигнул. Ощутил сильное желание обнять и поцеловать ее.
– Сожалею, – сказал он. – Все сожалеют, о герцогиня. Вы сожалеете, я сожалею, этот бесполезный дебил ужасно сожалеет. Просто представьте себе весь мир, и что он вам виновато улыбается. «Сожалею, помочь не могу». Обычное дело.
Бесполезный дебил наклонил голову, показывая что он понял и, да, сожалеет.
– А вы ничего не можете сделать? – спросила потерянная Гвен.
– Я могу дать ему в морду. Но делу это не поможет. Слушайте, до рассвета два часа. Мы пойдем … Нет, подождите-ка. Спросите его, нет ли у него бутылки вина.
– Клерки в отеле не продают вино.
– Спорим?
– Перестаньте.
– Спросите его.
Она закатила глаза, но все-таки сказала по-французски:
– Мой спутник хотел бы узнать, нет ли у вас вина.
– Конечно есть, – откликнулся клерк.
– Есть?
– Конечно.
Он взял с них в три раза больше стоимости данной бутылки – примерно треть платы за номер.
– Прекрасно, – сказал Лерой. – Пойдемте обратно на вершину холма. Я покажу вам нечто совершенно потрясающее, милая дама.
Морщась, Гвен снова надела туфли. Хулиганы ушли. Несколько прилично выглядящих индивидуумов разных рас и национальностей собрались на террасе и ступенях.
– Присоединимся к клубу, – сказал Лерой. – Все ждут восхода.
Он открыл бутылку и налил вино в бокалы. Элегантно одетая женщина подошла к ним, неся пластиковый стаканчик, и спросила по-французски с акцентом, не нальют ли ей немного вина.
– Она хочет вина, да? – спросил Лерой.
– Да, – подтвердила Гвен.
– Спросите ее, есть ли у нее настоящий бокал.