Мазин подбросил в костер ветку и встал:
— Наша школа на весь Советский Союз, может быть, одна… У нас знаете как учат — ого! Чего не знаешь, так хоть в класс не ходи! Например, географию…
— Из нашей школы уже герои вышли! — крикнула Синицына.
— У нас второгодников почти нет!
Марина Ивановна крепко пожала руку Сергею Николаевичу, глаза ее при ярком свете костра влажно блестели.
— Школа, которую так любят ребята, — хорошая школа! Нам всем это очень радостно слышать!
Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал:
— Оно, конечно, каждому свое… Я скажу, что наша школа лучше, а вы будете говорить, что ваша лучше… Ну, так это может и ссора получиться. А так как вы у нас гости, то все ж таки неудобно будет…
Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Жорка, задремавший было на коленях матери, вдруг вскочил:
— Гармонь! Гармонь идет!
Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и Саша подбросили в костер сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились березы, высоко взлетевшие искры осветили кудрявую листву дуба.
Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь:
— Играй, Степа! Нехай гости нашу музыку послушают.
Степан Ильич встал, широко развернул гармонь, склонил набок голову и пробежал пальцами по желтым, истертым ладам.
Гармонь тихо, протяжно вздохнула, запела что-то грустное и нежное… Пела для всех, а слышалось каждому, что поет она только для него. Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, свое…
Лида Зорина молча прижималась к плечу новой подружки. Васек вспомнил вдруг отцовский галстук, съезжавший на сторону, теплые большие руки отца. Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери, как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени толстого хлопчика, гладил его по голове и шептал ему на ухо, пытаясь говорить по-украински:
— А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть.
В глубокой, темной вышине ярко светились звезды. В ответ на гармонь в лесу тихо защелкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошел ветер.
Степан Ильич взглянул на лица, освещенные пламенем костра, усмехнулся и заиграл гопак.
Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев.
Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим.
— Татьяна! Татьяна! — вызывали развеселившиеся колхозники.
— Да не буду я, нехай кто другой спляшет! — смеясь, упиралась Татьяна.
Степан Ильич, крепко прижимая к себе гармонь, кивнул головой жене:
— Выходи, Татьянка!
Татьяна вдруг сорвалась с места, ударила в ладоши и пошла в пляс. Отсвет от костра играл на ее оживленном лице, под черными круглыми бровями задорно блестели глаза.
— «Гоп, кума, не журися, туды-сюды повернися!» — подпевала она в такт музыке.
Татьяне хлопали долго, вызывали ее еще, но она, смеясь, схватила на руки сына и спрятала за ним разгоревшееся лицо.
— Она больше не будет плясать, — обнимая мать, объявил Жорка. — Ось я зараз! — Он вырвался из рук матери и под бойкий плясовой мотив, кувыркнувшись в траве, болтнул в воздухе босыми пятками. — Эй, московские, дывиться! От як я можу! Гоп, гоп, гоп! — Он высоко подпрыгнул и упал на траву. — Эй, московские!..
Кто-то из женщин дал ему легонько шлепка. Ребята хохотали до слез. Потом девочки сплясали русскую, Одинцов смешил рассказами, Белкин показывал фокусы.
Учительница Марина Ивановна подсела поближе к костру, протянула над огнем руки и задушевно, тихо запела:
Ребята дружно подхватили припев знакомой песни:
Наконец, усталые и довольные, все разошлись.
В ушах у ребят долго еще звучали песни, музыка и бойкий голос хлопчика: «Эй, московские!.. От як я можу! Гоп, гоп, гоп!»
Глава 4
Дневник Одинцова
19 июня 1941 г.
Засекаю время — 21 ч. 05 м.
Вчера Митя сказал, что пора начинать вести дневник, только теперь он будет называться не «Жизнь нашего класса», как было в школе, а «Жизнь нашего отряда», а если жизнь — значит, все, что есть, то и писать. Нам всем это очень понравилось, и мы сначала решили писать по очереди, а потом все ребята сказали, чтобы писал я один. «Одинцов, — говорят, — лучше всех умеет писать». Я, конечно, говорил: «Нет, нет, все умеют!» А Нюра Синицына и тут выскочила: «Конечно, все умеют, почему один Коля Одинцов?» Подумаешь, какое ее дело во все вмешиваться! Все равно ребята меня назначили.