Три пары рук подхватили старика и поставили на сцену.
– Есть Грозный! Есть! Никуда не делся! – Старик вытер усы. – Ну-ну, выросли… вылетели птенцы… орлами воротились, – бормотал он, присаживаясь к столу.
В зале снова зашумели, захлопали в ладоши. Наконец всё стихло.
Мальчик в коротких штанишках, путаясь, сказал приветствие и, закончив его торопливой скороговоркой, спрятался за спину своей учительницы.
Потом долго и прочувствованно говорил директор.
Перед глазами у всех вставал суровый северный край. Высокие сосны, скованные морозом озёра… Вот мчатся лыжники… наши лыжники… Тишина… Слышно только, как скрипит снег. И вдруг слева, с опушки леса, ударил пулемёт.
Пули вспарывают лёгкое снежное покрывало. Огонь косит наших бойцов, прижимает их к земле. По снегу, глубоко зарываясь в сугробы, ползёт снайпер. Всё его внимание сосредоточено на опушке леса, где засел противник.
Меткий выстрел… другой… И, внезапно захлебнувшись, смолкает вражеский пулемёт… Лыжники летят дальше.
– Этот снайпер… – Директор поворачивает голову.
– Который? Который? – налегая друг на друга и вытягивая шеи, ребята смотрят на сцену.
Краска заливает обветренные щёки снайпера – он низко склоняется над столом и взволнованно чертит что-то на бумажке.
Директор называет его фамилию.
Потом следует другая фамилия и третья…
Второй, обмороженный, полз к лагерю, вынося с поля боя раненого командира. Третий взорвал дзот – это едва не стоило ему жизни. И вот все они, эти герои, здесь, в своей большой школьной семье, воспитавшей и вырастившей их.
Сева Малютин стоит около своей матери. Он крепко сжимает её руку.
Васёк и Саша с горящими щеками жмутся к рампе.
А за их спиной ученик старшего класса возбуждённо рассказывает товарищу:
– Они здесь, во дворе, всегда в футбол играли. И один раз окно в классе разбили… И Грозный кричал на них, как на нас. Я помню. – Он радостно смеётся. – Я помню их… в десятом классе.
Глава 2
Огоньки в окнах
На железной дороге сонно покрикивала электричка.
В маленьком городке уже все спали. Только в некоторых окнах за матовыми, морозными стёклами светились огоньки. Забравшись на широкую отцовскую постель и уткнувшись подбородком в плечо отца, Васёк, взволнованный событиями вечера, не мог уснуть.
– Пап! Вот этот снайпер Алёша просто богатырь. Да, папа? А другой, что командира спасал, маленький, худенький совсем, как это он, а?
– Дело, сынок, не в том, кто какой. Тут физическая сила – одно, а сила воли – другое… Силу тут мерить нечего. Это не зависит, сынок… – Павел Васильевич не мастак объяснять, но Васёк понимает его.
– Ясно, – говорит он, – главное – спасти, хоть через силу… Сколько километров он его пронёс, пап? Под огнём, а?
– Сколько потребовалось, столько и пронёс, – строго сказал Павел Васильевич. – У нас так… вообще… русский человек после боя раны считает…
Васёк молчал. Ему вдруг захотелось внезапно вырасти и вместе со своими товарищами свершать какие-то большие, героические дела.
Он потянулся и глубоко вздохнул:
– А нам ещё расти да расти!
И в другом окне горел огонёк.
Бабушка, подперев рукой морщинистую щёку, слушала внука. Коля Одинцов рассказывав о выставке, о героях, о ёлке.
– Раздевайся, раздевайся, Коленька, – торопила старушка.
– Сейчас, бабушка!.. А Малютин Сева какую картину нарисовал! Про войну! Командир там раненый, со знаменем! У него кровь на щеке и вот тут кровь…
– Что ты, что ты! Сохрани бог, Коленька, что это он какие картины рисует! – испугалась старушка. – Можно ли эдакое воображение ребёнку иметь! Срисовал бы курочек, а то бабочек каких-нибудь – и всё. Самое подходящее дело для ребят.
– Ну, бабочек! – усмехнулся Коля. – Что мы, дошкольники, что ли? Посмотрела бы, какие серьёзные вещи у нас на выставке были, разные виды оружия были – Р. М. З. С.! – Коля поднял указательный палец. – Понимаешь?
– Да понимаю я, понимаю! – рассердилась старушка. – Только не детское это дело – такие страсти изображать.
– А у нас зато больше всех вещей было… Все нас хвалили…
– «Хвалили, хвалили»!.. Вот от наших полярников поздравление тебе, – неожиданно сказала бабушка, присаживаясь на кровать внука и разворачивая пакетик из папиросной бумаги.
– Дай, дай, я сам!
Коля осторожно вынул фотографическую карточку. На него смотрели улыбающиеся лица его родителей. На обороте карточки было написано:
«С Новым годом, дорогой сынок! Работа наша идёт к концу. 1942 год мы встретим уже вместе!»
Коля счастливо улыбнулся.
– Я тогда уже пятиклассником буду, – сказал он, завёртываясь в тёплое, пушистое одеяло.