— Что? Сатаны нет?
— Увы! Дьявол — это самая грандиозная мистерия и самое глобальное надувательство за всю историю человечества. Есть мы — безымянные солдаты, которые придумали себе генералиссимуса.
— Для чего?
— А чтобы, когда припрет, было на кого валить собственные грешки.
— Значит, все это — розыгрыш?
— А что удивляться? — усмехнулся Фабиан. — Жизнь вообще — сплошной розыгрыш.
— А что — не розыгрыш? — спросил еле слышно Зорин.
— А не розыгрыш то, что после жизни.
— А как там?
— Кому как, — пожал плечами Фабиан. — Да скоро сами узнаете! Ну ладно, мне пора. Прощайте, центрфорвард!
Вместо Фабиана выплыло угреватое, в прожилках лицо фельдшера, и Зорин потерял сознание. Вся суетность окружающего мира отпустила его, перестало пронзительно жечь сердце. И вообще как будто не стало ни сердца, ни дряблого, немощного тела, зато появилось ощущение небывалой легкости и полета.
Зорин словно бы плыл невесомо среди темной, бесконечной воды. И не было ни берегов вокруг, ни неба над головой, а только — обступающая серая полумгла и влекущий его поток. А навстречу наплывала, сгущаясь, большая тьма, которая казалась чернее ночи. И когда она совсем выросла и нависла над ним всей громадой, Зорин ее узнал: каменная стела из давних его снов.
Стела начала крениться — все больше и больше. И за мгновенье до того, как она накроет его своей непроглядной ночью, Зорин очнулся.
Эпилог
Машина въезжала в больничные ворота. В заднее незашторенное окно он увидел облупившуюся кирпичную арку. В ее проеме тяжко ползли свинцовые питерские тучи. Вон они, твои ворота в небо!
Ему не было ни больно, ни обидно, никак и ничего. Лишь какой-то нездешний холод пронизывал до костей.
Вот и прошла жизнь — словно приснилась. Какой короткий, какой странный сон!
Санкт-Петербург