И, пускай я даже был крайне увлечён процессом и испытывал от него ощутимое удовлетворение, в конце концов, из-за взваленного на себя графика я понял, что неслабо так заколебался. Осознание это пришло ко мне вечером, когда я сидел после очередного трудового дня в пережившем восстановление кабинете и таращился в разложенные на столе бумаги. А они отвечали мне взаимностью, таращась в ответ и игриво извиваясь строчками писанины, сплетаясь в невообразимо бессмысленный клубок.
Закрыв глаза, я откинулся на спинку кресла и попытался перевести дух. Всё, хорош. Старт я, конечно, взял бодрый, но продолжать в подобном темпе чревато. Надо бы взять выходной. И в целом немного сбавить обороты своего усердия, дабы не превратить происходящее в унылую каторгу.
Выдохнув, я решил, что уж на сегодня точно поработал достаточно и, открыв глаза, начал прибираться на столе. Пока я складывал бумаги, мой взгляд зацепился за одну довольно важную, хоть и невзрачную бумажку, и я, взяв её, невольно вздохнул. Это было полученное на днях от Лаэнвеля свидетельство о передаче контрактов найма Эсми и Латики. Где-то в ворохе бумаг были и сами контракты. Я давно хотел это сделать и, когда деньги, наконец, появились, выполнил своё желание… Но теперь мялся сообщить об этом девушкам.
Причиной были те самые контракты. Мне они категорически не нравились. Прочитав их, я обнаружил чересчур много «запрещено» и «обязаны», конфликтующих с моим культурным компасом. Я отдавал себе отчёт в том, что это нормально для подобной эпохи, но считал правильным оформить новые условия и правила работы. И даже приготовил новые контракты. Оставалось только позвать горничных и поговорить с ними на эту тему, но я как-то всё не находил комфортный момент, чтобы это сделать.
Возможно, подсознательно я опасался, что когда спадут некоторые оковы текущего договора, отношение девушек станет менее доброжелательным и тёплым? Возможно. Хотя интуиция и подсказывала мне, что их текущее поведение было вполне искренним. В конце концов, если бы они были чем-то недовольны, это всё равно сказывалось бы на их поступках и отношении. Но избавиться от дурацких опасений оказалось непростым делом.
— Может, обсудить это с Лони?.. — задумчиво пробормотал я. — Пфф, нет, вот ещё. Это уже совсем ни в какие рамки, обсуждать такие вопросы с невестой. Но… — я неожиданно призадумался.
Если уж речь зашла об этом, провести вечер с рыжей — отличная мысль. Посидеть, поболтать, раздавить бочонок фирменного гномьего пойла. Хотя благодаря «Стоику» оно на меня больше не действовало, тут уже просто была суть в самом процессе с соответствующим реквизитом.
Да, однозначно, именно так я и сделаю. Прямо сейчас.
Больше не особо церемонясь с бумагами, я запихнул их в Хранилище и ополоснув лицо водой из графина, чтобы освежиться, вышел из кабинета. Предупредив хлопотавших по хозяйству горничных, что отправляюсь к Лони и вернусь либо поздно ночью, либо утром, я прикрыл беззаботно дрыхнувшую на диване Шарли пледом и, перекинувшись парой фраз со стоящим у камина Эрмитом, вышел на улицу.
Солнце уже давно скрылось за горизонтом и город был окутан красками темноты и вечерних фонарей. Поплотней запахнув плащ от холодного ветра, я неспеша отправился в сторону кузницы, попутно размышляя о грядущих изменениях.
Горожане пока даже не подозревали, насколько монструозную машину трансформаций я постепенно начинал запускать благодаря деньгам Башни. Само собой, процесс будет весьма не быстрым, особенно учитывая близкую зиму, которая приостановит многие планы. К счастью, «многие» — не значит «все». Процесс всё равно будет продолжаться. И, учитывая, что фиарнийцы предпочитали зимой не воевать, я намеревался извлечь из этого затишья столько преимущества, сколько окажется возможным.
Например, если мы…
Погружённый в мысли, я не сразу понял, что произошло. Какой-то странный, неестественный звук позади меня занозой впился в размышления, отвлекая и настораживая. И, едва я на него среагировал, как мою голову разорвал знакомый голос, полный нешуточной тревоги:
— НОТАН, ОПАСНОСТЬ!
Чему я определённо научился за свою жизнь в этом мире, так это сначала делать, а потом уже думать. В голове ещё только начали копошиться вопросы по поводу того, из-за чего Аллегри подняла панику и вышла из режима радиомолчания, а тело уже крутанулось на месте, поворачиваясь в сторону угрозы.
В свете уличного фонаря стоял пожилой мечник. Высокого роста, плечистый, с довольно длинной седой бородой и абсолютно лысой макушкой. Крупная фигура старика была укутана в тёмную одежду и плащ, а в отведённой в сторону руке он сжимал одноручный клинок, единственный взгляд на который вызвал у «Взора мудреца» невообразимую истерику и хаос из вопросительных знаков вместо мало-мальски привычного вида справки. Способность словно взбесилась и мне пришлось приложить усилия, чтобы банально выключить её.