– Тебе-то не мешало бы послушать, ведь это ты когда-то не смог повеситься, а мне…
– Признаться, я не ожидал, что человек, которого при одном упоминании «Кабуки» бросает в дрожь, вдруг придет к заключению, что он не в силах слушать подобный доклад, – как всегда шутливо промолвил Мэйтэй. Хозяйка захихикала и, взглянув на мужа, поспешно вышла из комнаты. Хозяин молча гладил меня по голове. Я не могу припомнить другого такого случая, когда бы он делал это столь же учтиво.
Прошло несколько минут, и, как было условлено, пришел Кангэцу-кун. По случаю доклада, который ему предстояло прочесть сегодня вечером, он облачился в элегантный сюртук, высоко поднял белоснежный воротничок сорочки, и, таким образом, его мужская красота возросла ровно на двадцать процентов. «Извините, я немного опоздал», – спокойным тоном приветствовал он присутствующих.
– А мы уже ждем, ждем тебя, – откликнулся Мэйтэй. – Начинай побыстрее. – И, обращаясь к хозяину, спросил: – Ты не возражаешь? – Тому ничего не оставалось, как пробурчать «угу». Кангэцу-кун не спешил.
– Принесите мне, пожалуйста, стакан воды, – сказал он.
– Ого, все как полагается. Потом, чего доброго, начнешь требовать аплодисментов, – тараторил Мэйтэй. Кангэцу-кун достал из внутреннего кармана тезисы доклада и, положив их перед собой, с достоинством начал:
– Это всего лишь репетиция, поэтому прошу откровенно высказывать свое мнение.
Осуждение преступников на смертную казнь через повешенье было распространено главным образом среди англосаксов, но если обратиться к временам более древним, то станет ясно, что повешенье являлось широко распространенным способом самоубийства. Известно, что у евреев существовал обычай убивать преступников, забрасывая их камнями. В результате изучения Ветхого завета можно прийти к заключению, что слово «повешенье» означало «отдать на съедение хищным животным или птицам подвешенный на столбе труп преступника». Имеющиеся у Геродота сведения дают основания полагать, что евреи еще до выхода из Египта испытывали глубокое отвращение к выставлению трупов на всеобщее обозрение в ночное время. Говорят, что египтяне отрубали преступникам головы, а к крестам прибивали только их тела. Персы…
– Кангэцу-кун, – перебил его Мэйтэй, – а ничего, что ты постепенно отвлекаешься от темы?
– Сейчас я перейду к основной части доклада, потерпите немного… Итак, как же поступали персы? По всей вероятности, они тоже прибегали к распятию преступников на кресте. Неясно только, когда они приколачивали их гвоздями к кресту – уже после смерти или заживо…
– Это неважно, – со скучающим видом заметил хозяин.
– Я бы еще о многом хотел вам рассказать, но боюсь затруждать…
– По-моему, «утруждать» звучит лучше, чем «затруждать». А, Кусями-кун? – не отставал Мэйтэй от докладчика.
– Все равно, – равнодушно ответил хозяин.
– Переходя к главной теме доклада, я поведаю…
– Но тут опять вмешался Мэйтэй-сэнсэй:
– Это сказители так говорят – «поведаю». Было бы желательно, чтобы докладчик употреблял более изысканные слова.
– Если «поведаю» – неподходящее слово, то как же следует говорить? – спросил Кангэцу; в голосе его слышалось раздражение.
– Мне неясно, зачем пришел сюда Мэйтэй – слушать или только мешать. Кангэцу-кун, не обращай внимания на этого горлопана и делай спокойно свое дело, – поспешил вмешаться хозяин.
– «И в раздражении поведал он про иву», – последовал ответ, как всегда неожиданный. Кангэцу невольно прыснул.
– Применение повешения в чистом виде, как мне удалось выяснить, описывается в двадцать второй песне «Одиссеи». Точнее, это та самая строфа, где рассказывается о том, как Телемах повесил двенадцать рабынь Пенелопы. Хорошо бы прочитать это место на греческом языке, но могут подумать, что я хвастаюсь, а потому придется отказаться от этой затеи. Однако вы легко можете убедиться в правильности моих ссылок, прочитав строки: четыреста шестьдесят пятую – четыреста семьдесят третью.
– Греческий язык и все связанное с ним лучше выбросить, а то это смахивает на хвастовство. Правда, Кусями-кун?
– Я тоже согласен, не надо выхваляться, так будет гораздо солиднее, – поддержал хозяин Мэйтэя, чего раньше никогда не случалось. И тот и другой совершенно не знали греческого.
– Тогда сегодня вечером я опущу эти несколько фраз и повед… э-э, пойду дальше. Представим себе, как осуществлялось это повешенье. Оно могло выполняться двумя способами. Первый заключается в том, что Телемах с помощью Евмея и Филойтия привязал один конец веревки к столбу. Затем наделал на ней петли, просунул в каждую петлю голову женщины и сильно натянул другой конец…
– Короче говоря, эти женщины висели на веревке, как рубашки в европейской прачечной.
– Вот именно. Второй способ сводится к следующему: как и в первом случае, один конец веревки привязывается к столбу, а другой конец закрепляется высоко под сводом. К этой туго натянутой веревке прикрепляется еще несколько веревок. На них делают петли, надевают их женщинам на шею и в какой-то момент выталкивают подставки у женщин из-под ног.
– Для наглядности будет уместным вспомнить, скажем, о том, как висят на веревочной шторе круглые фонарики.
– Мне никогда не приходилось видеть круглый фонарик, поэтому я ничего не могу сказать по этому поводу, но если предположить, что таковые действительно существуют, то они-то, наверное, и подойдут…Итак, попытаемся доказать, что с точки зрения законов механики первый случай никак не мог иметь место.
– Интересно, – сказал Мэйтэй.
– Угу, интересно, – согласился с ним хозяин.
– Вначале предположим, что женщины были подвешены на равном расстоянии друг от друга. Через а1 а2… а6 обозначим углы, образуемые веревкой с линией горизонта, T1 T2… Т6 примем за силы, действующие на каждую часть веревки. Через Т = X обозначим силу, действующую на веревку в самой нижней ее части. W – вес женщин, запомните это. Ну как, понятно?
Мэйтэй с хозяином переглянулись и ответили:
– В основном понятно.
Однако это «в основном» было сказано совершенно произвольно и отнюдь не означало, что то же самое можно будет сказать и о других слушателях.
– Итак, на основании известной вам теории равновесия для многоугольников получаем следующие двенадцать уравнений:
Т1 cos a1 = Т2 cos a2…(1)
Т2 cos a2 = Т3 cos а3…(2)…
– Вероятно, достаточно формул, – грубо прервал его хозяин.
– Но ведь суть доклада именно в этих уравнениях.
Кангэцу-кун был страшно обескуражен. Мэйтэй тоже выглядел несколько смущенным.
– Раз в этом вся суть, – сказал он, – то, может, вернемся к ним позже?
– Если опустить эти формулы, то и все мое исследование, на которое я затратил столько сил, пойдет насмарку…
– Да чего ты стесняешься, выбрасывай поскорее, – спокойно произнес хозяин.
– Ну что ж, будь по-вашему, но только зря это.
– Вот теперь хорошо, – к моему несказанному удивлению, захлопал в ладоши Мэйтэй.
– Перейдем к Англии. Упоминание в «Беовульфе» [83] слова «галга», то есть «виселица», позволяет думать, что смертная казнь через повешение, несомненно, была введена уже в ту эпоху. Согласно Блэкстону [84], если приговоренный к повешению преступник почему-либо не умирал на виселице, он должен был подвергнуться этому наказанию вторично, но, как ни странно, в «Петре Пахаре» [85] встречается такая фраза: «Каким бы ни был злодей, нет такого закона, чтобы вешать его дважды». Неизвестно, кто из них прав, но есть немало примеров, когда из-за нерадивости палача преступник не мог умереть сразу. В тысяча семьсот восемьдесят шестом году состоялась казнь через повешение знаменитого преступника Фицджеральда. Однако по странному стечению обстоятельств в тот момент, когда выбили подставку у него из-под ног, веревка оборвалась. Начали все снова, но на этот раз веревка оказалась слишком длинной, ноги преступника коснулись земли, и он снова остался жив. И только на третий раз, уже с помощью зрителей удалось довести дело до конца.
– Дальше, дальше, – внезапно оживился Мэйтэй. Даже хозяин проявил какие-то признаки заинтересованности.
– Вот уж действительно смерть не берет, – проговорил он.
83
«Беовульф» – англосаксонская эпическая поэма. В основе поэмы лежат народные сказания о спасении Дании от страшного дракона.
84
Блэкстон Уильям (1723 – 1780) – английский юрист, автор четырехтомного труда «Комментарии к английским законам».
85
«Видение о Петре Пахаре» (1362) – выдающаяся социальная поэма английского поэта Уильяма Ленгленда (родился около 1332 г. – год смерти неизвестен).